— Но третий народ окажется сильнее, Чарльз. И сделает ловкий тактический ход. Его войска вклинятся на границу между двумя союзными народами и займут эту территорию. Отрезать союзников друг от друга — чтобы всякое сообщение между ними стало настолько опасным, что уже невозможным.
— Именно так, Роберт. Это будет самый ловкий ход. Тогда каждый союзник будет вынужден бороться в одиночку; они окажутся в затяжной осаде. Постепенно внушить недоверие и страх — и вот уже наши союзники полны сомнений, они опасаются доверять друг другу. А когда уже нет ни доверия, ни надежды, захватчик наносит последний удар. Ультиматум каждой стороне: выступи за меня или умрешь.
— Да, Чарльз, это лучшая тактика — сделать жизнь невыносимой для обеих сторон. А потом поставить их перед выбором: объединиться с притеснителем или бесславно погибнуть. Это ведь совершенно не то, что героически пожертвовать собой; тут выбор гораздо труднее. Ведь народ — это и дети, и женщины. Невинные жертвы. И все-таки сопротивление еще есть — попытки помочь союзнику продолжаются. Тогда угнетатель слегка ослабляет нажим. В обмен на союз с одним он обещает быть снисходительным к другому — последнему только преподадут урок, чтобы не зарывался. Ограниченные меры воздействия.
Вот теперь Чарльз все понял. Теперь он знал, какой ценой Роберт купил свою драгоценную книгу.
— Страшный выбор, да? — сказал Чарльз. — Предать друга — но не до конца. Так, чуть-чуть. Только чтобы его проучили. И тем самым спасти обоих. Спасти всех невинных людей.
— Прежде всего — всех невинных людей, Чарльз. Женщины и дети — самый важный элемент в истории. Потому что они всегда — первые жертвы.
Энни и Дункан. Чтобы их защитить, Роберт, наверное, пошел бы на все. Чарльз подошел к пианино. Пробежался пальцами по крышке — пыльно. Последний раз пыль вытирала Дженни, уже больше недели назад.
— Спасибо за семинар по истории, Роберт. Я даже не сомневаюсь, у тебя выйдет отличная книга.
— Плевать я хотел на книгу, Чарльз. Это всего лишь слова на бумаге.
Чарльз сел за пианино.
— Зря ты не захватил скрипку, Роберт. Помнишь, как мы играли дуэтом?
— Надо нам было почаще с тобой репетировать. Мы так ведь и не сыграли «Крейцерову сонату», то есть правильно не сыграли.
— Мы вообще все делали неправильно. — Чарльз повернулся и взглянул на друга. Перед ним был затравленный, сломленный человек. Мэйс победил.
Роберт встал и пошел в ванную. Его пиджак так и остался лежать на подлокотнике кресла.
Яснее ясного — ему приказали шпионить за Кингом. Самый простой способ травли: напустить одного на другого, посеять сомнения и страх. И в чем, интересно, они пытаются его обвинить? Наверняка можно будет отделаться штрафом, в крайнем случае — полгода тюрьмы. Вряд ли Роберта завербовал Мэйс — наверняка это Партия. Его проверкой должен был заниматься Пятый отдел; это они принудили Роберта стучать на Чарльза; так же, как полиция давила на Чарльза, чтобы он шпионил за Робертом. Два министерства против двух людей. Но если бы и Чарльз, и Роберт, если бы каждый из них сумел справиться с этим нажимом и сыграть свою партию правильно, тогда им обоим нечего было бы бояться.
Сперва Роберт сопротивлялся из всех сил. До последнего. Пока мог. Он пытался предупредить Кинга; он не хотел никого предавать. К тому же Чарльз понимал, что Роберту это было непросто. У него была семья. Энни и Дункан. Разве не было это предупреждение еще и мольбой о прощении?
Чарльз взял с кресла пиджак Роберта и залез во внутренний карман. Записная книжка с телефонами и адресами. Имя, всего лишь имя — чтобы Мэйс от него отстал. Да и не хочется ссориться с Мэйсом, а то вдруг придется к нему обратиться, если Кингом вдруг заинтересуется Пятый отдел. Имя, для начала — любое имя. Оно должно быть где-то здесь, неприметное — вряд ли среди адресов родных и коллег. Ага — вот. Оторванная полоска бумаги под задней обложкой. Джон — 376812. Наверняка это оно. Он повторил имя и номер трижды, пока не запомнил. Вернуть книжку на место. Сесть, где сидел.
Вернулся Роберт. Он потянулся к пиджаку — и секунду помедлил перед тем, как взять его с кресла. Надел пиджак и поглядел прямо в глаза Кингу. Уже потом, вспоминая об этой встрече, Кинг подумал, что уже тогда у Роберта было лицо мертвеца.
— Ты завтра когда уезжаешь?
— Утром. Путь неблизкий. Хочу выехать пораньше.
— Ты осторожнее за рулем.
— Ладно. Береги себя, Чарльз.
Больше говорить было нечего.
— Передавай привет Энни и Дункану.
— Конечно. — Роберт замялся. — Чарльз… если со мной что-нибудь случится… я не хочу навязываться… но я почти никогда не уезжал от них так надолго. Путь неблизкий. Если что-нибудь случится… ты позаботишься о них, Чарльз?
— Ты же знаешь, как много они для меня значат.
— Знаю. И всегда знал. Счастливо, Чарльз.
— Удачи тебе с книгой.
Роберт протянул ему руку — Чарльз крепко ее пожал. Казалось, Роберт хочет сказать что-то еще; хочет — и не находит слов. Их руки замерли в пожатии, о значении которого каждый мог лишь догадываться. В конце концов они обнялись.
— Пока, Чарльз.
И он вышел. Они виделись в последний раз.
На следующий день Кингу позвонили на работу. Это был Мэйс — приглашал зайти в участок. Чарльз знал, что он скажет инспектору, еще до того, как вошел в его кабинет.
— Я не стучу на друзей, инспектор Мэйс. И не собираюсь этого делать. Если хотите, можете арестовать меня, хотя я и не знаю, что вы там на меня навесите. Или идите к черту.
Мэйс оставался спокойным.
— Вы ведете подрывную деятельность. Вы пишете гнусные бунтарские памфлеты. Вы живете с извращенцами. Я могу арестовать вас за что угодно и отправить за решетку на столько, на сколько я сам сочту нужным. Так вы собираетесь нам помогать?
— Идите к черту.
Мэйс выдвинул ящик стола и достал большой коричневый конверт.
— Уотерс уехал в Шотландию. Пока он в отъезде, сходите к его жене, навестите ее. И найдите возможность оставить это где-нибудь в его бумагах, чтобы в глаза не бросалось. Когда сделаете, позвоните нам — вот и все.
Он швырнул конверт через стол на колени Кингу. Кинг открыл конверт и проверил его содержимое. Иностранный журнал, уголки страниц загнуты. На обложке — голый мужчина.
— Я не так уж и много прошу, доктор Кинг. Я запросто мог бы установить слежку за Уотерсом или перерыть его дом сверху донизу в поисках нужных мне доказательств, но можно пока обойтись и без этого. Так будет легче для всех. Я знаю, вы виновны оба. Доказать это мне не составит труда. Собственно, мне и доказывать нечего, только сесть написать докладную. Сделайте мне это маленькое одолжение, и я забуду все сомнительные моменты из вашего прошлого. У вас вновь будет чистое личное дело. В общем, у вас есть три дня. Дайте мне знать, когда сделаете что нужно.
