Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Тащиться тридцать верст до Малакута водители «Кадиллаков» отказались наотрез. Один потом смягчился, но заломил такую цену, что все ужаснулись, а Чеснокова покрутила пальчиком у виска. «Гужееды, блин… – схаркнул в пыль Генка. – Ну, точно столичный город…»
Ничего противоправного они пока не сделали, поэтому Максим обратился к городовому. Постовой оглядел его с сомнением, переключился на девушек, мило поулыбался и объяснил, где можно недорого найти машину. Пока Максим бегал за угол и договаривался с водителем грузового «ХАЗа», который трудился в местной строительной артели, проживал в Малакуте и как раз собирался домой, Генка навестил продуктовый магазин. Когда Максим вернулся с радостной вестью, Алла задумчиво ковырялась в чумазой болонке, ища, где у нее морда, Чеснокова со страхом смотрела по сторонам, а Генка с набитой котомкой вываливался из продуктовой лавки и сиял, как начищенный алтын. В котомке многозначительно позвякивало.
– Удивительное дело, – бодро объявил Генка, – чем дешевле спиртное, тем богаче фольклор. Эти местные жители так занятно изъясняются – весь день стоял бы и слушал.
Из лавки доносились витиеватые пассажи продавщицы, отшивающей пьющую шелупонь.
– Будем надеяться, ты купил не только выпивку, – пробормотал Максим. – А то ведь урежу финансирование.
– Надейся, о, влюбленный, – подмигнул Генка. – Вы что-то имеете против нормальных сибирских традиций, коллеги?
Потом они гнездились в затрапезном кузове, Генка бормотал, что много он не брал, что расход водки – пол-литра на тридцать километров – нормальное дело и нельзя манкировать традициями. Чеснокова почему-то вспомнила, что шотландцы до сих пор на Новый год сжигают корабли викингов, а немцы столетиями лупят пиво со свиными колбасками. Максим поражался – сколько в них влезает? Грузовик летел по наезженному тракту, водила торопился домой, сидеть в кузове было невозможно – швыряло во все стороны. Все съеденное и выпитое просилось на свободу – наступал эффект мучительного протрезвления. Максим кричал про «сухой закон» до гостиницы. Чеснокова уверяла, что начальник не всегда прав, но он всегда начальник, и умудрялась при этом что-то есть, бормоча про соль и сало – вкус, знакомый с детства. Генка подпрыгивал на лавке, в паузах между прыжками развлекаясь пивом.
– Мамочка, меня сейчас стошнит… – стонала Алла, дыша Максиму за воротник, и он цепенел, покрываясь мурашками, переживал, как бы она туда не сходила.
– В общем, скупой платит дважды, – вынес вердикт Генка, когда к сумеркам грузовик влетел на центральную площадь уездного Малакута и резко затормозил посреди канавы. Всех сидящих в кузове расплющило о кабину.
С продвижением на север цивилизация просто пропадала. На фоне убогого уезда железнодорожный Тулун смотрелся сущей Флоренцией.
– К машине, бродяги! – задорно завопил водила. Студенты попадали в перепаханную колесами грязь.
– Эй, приятель, а гостиница в этой пасторали есть? – успел крикнуть Максим.
Водитель ткнул пальцем и умчался – к любящей жене и голодным детям. За центральной площадью, где деревья стыдливо закрывали лоно уездных властей и без комплексов паслись кони, прятался извилистый переулок с дощатым тротуаром. Пять минут ходьбы – выросло одноэтажное здание, подписанное громко и неправильно: «Гостиный двор».
– Что-то не внушает мне доверия этот архитектурный шедевр, – засомневалась Чеснокова.
– А может, для начала определимся? – испугалась Алла. – Нам надо в Астаховку – это верст десять. Есть ли смысл ночевать в Малакуте?
По переулку проехал внедорожный «Иртыш», покрытый толстым слоем грязи. Стекла затемненные. Максим насторожился – минуя компанию, он снизил скорость, хотя проходимость позволяла этого не делать. Поскрипывал тротуар – навстречу приближался хмурый абориген с двуручной пилой под мышкой.
– Транспорта не найдем на ночь глядя, – объяснил Максим. – А если найдем, то приедем по темноте. Сильно вдохновляет?
– Нехорошо мне как-то… – повела плечами Алла. – Такое ощущение, что на нас смотрят…
– Паранойя, – подумав, заключила Чеснокова и испуганно посмотрела по сторонам.
– Паранойя, – согласился Максим и подтолкнул девушек к калитке.
Чувство опасности просто колотило по лбу. Он просыпался каждый час – бегал к окну. Всматривался в ночь… и вдруг заметил огонек сигареты. Через ограду, на дальней стороне проулка. Курить там мог кто угодно, но он заволновался, аж подмышки взмокли. Он отступил в глубину комнаты, потом неуверенно вернулся, отогнул шторку. Огонек уже не горел, но в переулке просматривались очертания машины. Внедорожный «Иртыш», если зрение не подводило…
Идти разбираться? Он точно сумасшедший! Сельские жители предпочитают «Иртыши» – машины неприхотливые, цена терпимая, качество сносное. Никому не запрещается сидеть в машине в ночное время – почему он всполошился?
Но память уже прокручивала события последнего времени. Угрозы в адрес Кати, нападения хулиганов, выжимание ее из Сибири. Атака джипа в проходном дворе… И вдруг резко потеряли интерес, джип испарился – и до отъезда никакого намека на жанр экшн. Преследование прекратилось. Почему? Не потому ли, что теперь оно переходит в иную плоскость?
Он толком не поспал этой ночью. Едва забрезжил рассвет, был уже на ногах, снова припал к окну. По переулку брела с тележкой пожилая женщина, а колею скрупулезно вынюхивала корноухая собака…
В семь утра он сыграл подъем.
– Вставай, засоня… – будил Аллу легкими покачиваниями. – Нас ждут неприятности…
– Максим, не доставай… – стонала девушка. – Подождут твои неприятности…
Двое в соседней комнате тоже не реагировали. Потом зашлепал босыми ногами Генка – вышел в коридор, мятый, как использованная туалетная бумага, в майке шиворот-навыворот.
– Чеснокову не поднять, – хрипло сообщил он. – Спит, как зимний медведь. Совесть чистая у девушки.
– Ну, ты загнул, – фыркнула Алла, шатко выбираясь в коридор. – Крепче спит не тот, у кого совесть чистая, а тот, у кого ее никогда не было.
– Три минуты, Генка, – предупредил Максим. – И мы уходим.
– Ну, я могу, конечно, с ней поспорить… Но, во-первых, с голой женщиной трудно спорить, а во-вторых, вы сами знаете Чеснокову. За что мы ее любим?
– Не обобщай, – сказала Алла. – Это ты ее любишь. А мы относимся к ней критически.
Вставала Чеснокова целую вечность – драма с элементами кладбищенского плача. Если вода – это жидкость без вкуса, цвета и запаха, то что тогда бежит из крана? Вновь возник Генка и попросил время – Чеснокова, дескать, решает, в чем идти на дело.
– В гробу она пойдет на дело! – зарычал, выходя из себя, Максим. – Вы знаете, что за нами осуществляется скрытое наблюдение? И если мы не свалим сию же минуту, неизвестно что произойдет!..
Одетая кое-как Чеснокова пулей вынеслась из номера, и Максиму, гремя амуницией, пришлось удирать от всех троих, жаждущих объяснений. Семь утра – а жарища в уездном городке царила неимоверная. Легкие облачка накапливались на западе, но надежды на них не было. Колонна из четырех авантюристов проскрипела по дощатому тротуару, пересекла заросшую лопухами площадь и вскоре оказалась на заправочной станции, состоящей из двух цистерн, четвероногого охранника и похмельного работника. Нетрезвый сон служителя автосервиса нарушил корейский пикап «Хайбацу», решивший подзаправиться.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
