Он взглянул на часы. Не «Ролекс», но тоже недурные. Золотой браслет шириной в десятицентовик. Забавно, какими маленькими теперь становятся вещи, подтверждающие статус. Тесс была уверена, что мобильный телефон Рика размером не больше кредитной карточки.
– Поехали. Хотя сам не знаю, куда я так тороплюсь. Он же никуда от нас не денется. Но чем раньше мы к нему приедем, тем более вменяемым его застанем.
– Похоже, он отличный парень, этот твой бывший клиент.
– Милая, ты не знаешь о нем и половины всего отличного.
Как только машина Рика Трэхо поехала на запад по Коммерс-стрит, Тесс сразу избавилась от заблуждения, что начинает ориентироваться в Сан-Антонио. Дорога казалась знакомой только первые несколько кварталов – она узнала центр, заметила полицейский участок, где провела воскресное утро, но затем они миновали автомагистраль, и ей показалось, что они очутились в другом городе. Или даже в другой стране с надписями на испанском и жалкими бунгало, окрашенными в некогда яркие южные цвета, но теперь выгоревшие на безжалостном солнце.
– Добро пожаловать в barrio[154], – сказал Рик. Его испанский всегда звучал слегка иронично, будто он сам себя передразнивал. Или передразнивал других, тех, кто пытался передразнивать его.
– Все не так плохо, – ответила всегда готовая поспорить Тесс. – Балтиморские трущобы в разы хуже.
Трэхо улыбнулся.
– На самом деле некоторые места в западной части очень даже ничего. Я вырос в этой части города, а мои родители до сих пор здесь живут, в довольно хорошем квартале. Но ты прогуляйся по Алазан-Апачи-Кортс в полночь, и узнаешь, как здесь «не так плохо».
Они ехали на юг, потом на запад и снова на юг – она видела, что в приборную панель рядом с внутренним и наружным термометрами был встроен компас, – и наконец остановились в маленьком деловом районе. На углу зависала мужская компания, и когда Тесс вылезла из машины, оттуда послышался свист. Она присвистнула в ответ, что было встречено восторженными возгласами.
– Не обращай на них внимания, – сказал Рик, когда они оказались за углом. – Так-то они безвредны. Просто поденщики, которые ждут, пока кто-нибудь выйдет и даст им работу.
– Но это же как-то дико, – сказала Тесс.
– Ну-ну, когда мы пообщаемся с тем парнем, ты еще будешь умолять о такой дикости.
По тенистой улице они поднялись к дому, на переднем крыльце которого сидел мужчина без рубашки и пил пиво. Дом и сад выглядели ухоженными, но ветхими, как бывает у одиноких пожилых женщин, – несмотря на то, что здесь был этот здоровый с виду мужчина, который мог бы заняться необходимым ремонтом.
– Рановато для пива, Эл, – сказал Рик.
– И тебя с добрым утром, abogado[155]. Ты проделал весь путь сюда, чтобы посмотреть, что у меня на завтрак?
Он был невысок, с узкими плечами и худым плутоватым лицом. Тесс заметила, как бегали его темные глаза, как его взгляд следил за группой детишек, проходящей по улице. Он держал язык меж зубами, неосознанно, как маленький мальчик, который сильно на чем-то сконцентрирован.
– Прекрати, Эл, – сказал Рик.
– А что, законом запрещено даже смотреть? Знаю, знаю, священник говорит, греховно даже думать об этом, но законы суда все же не законы церкви. Суд позволяет думать о чем угодно, если только ты не совершаешь того, о чем думаешь. А церковь, наоборот, позволяет делать что угодно, если только ты исповедуешься. Это твоя подружка? Великовата, как по мне. Мне нравятся плоскогрудые. Но ты и так это хорошо знаешь.
– Это Тесс Монаган, мы работаем над одним делом. Тесс, это Альберто Рохас, мой бывший клиент.
– Приятно познакомиться.
К радости Тесс, Рохас не протянул руки. Он выглядел достаточно опрятным, но от него пахло слишком сладко, будто он с головой окунулся в одеколон, чтобы скрыть какой-то непреодолимый отвратительный запах.
Трэхо поставил один блестящий лофер на нижнюю ступеньку крыльца, но ближе подходить не стал.
– Ты давно был в Хантсвилле, Эл?
– Сам знаешь, – его слова выходили смоченными и мягкими, будто в его злобном рту было слишком влажно. – Ты же был моим юристом, хотя ничем хорошим это не обернулось. Мама отдала тебе все наши деньги, и за что? Я все равно отправился в тюрьму.
– На два года. Они хотели посадить тебя на двадцать, помнишь? И все из-за того, что у тебя на бампере была наклейка: «Посигналь, если нравятся педофилы». Вместо этого тебя обвинили в автоугоне.
– И в следующий раз, – сказал Рохас, – я не буду воровать машины.
– Никакого следующего раза. Ты же дал слово, помнишь? Помнишь, как ты сидел у меня в кабинете и в присутствии своей мамы кричал, что научишься себя контролировать, если тебе дадут шанс. И потом, все твои соседи получили письма. Они знают, что ты вернулся в район, знают, что ты сделал с той девочкой. Твоя фотография висит в начальной школе, в магазинах, в «холодильниках». Тебя никогда не подпустят к детям.
– Это большой город, abogado. Здесь много школ, магазинов и «холодильников». И парков, и игровых площадок.
– И поэтому тебе повесили эту штуку на ногу, – Тесс посмотрела вниз и увидела под широкими габардиновыми брюками Рохаса электронный браслет.
– Да, ты хорошо поработал, юрист. Ты действительно обо мне позаботился.
– Ты смеешься, а это правда. А ты завел себе друзей в Хантсвилле?
– Я был хорошим мальчиком. А как же?
– Там было двое здешних, Лейлен Уикс и Том Дарден, они мотали большой срок за похищение ребенка. Знаешь их?
– Ханствилл – большое место, даже побольше некоторых городов будет.
– Да, но мальчики, которые любят маленьких мальчиков и девочек, обычно узнают друг друга, не так ли? Я немного навел справки о Дардене и Уиксе. Ходил слух, что они украли того пацана, Дэнни Бойда, не из-за денег, а чтобы его изнасиловать. Этот факт скрыли ради безопасности пацана, но слухи-то ходят. Тебе что-нибудь об этом известно?
Рохас улыбнулся. Зубы у него оказались такие же коричневые, что и бутылка, из которой он пил.
– Значит, ты их знал.
– Немного. Не близко. Они любили всем рассказывать, какие они большие и плохие hombres[156], какие делалают ужасные, серьезные дела.
Он присосался к бутылке – но не пил из нее, а просто посасывал горлышко.
– Лично я всегда считал их полным дерьмом.
– Тогда, думаю, у вас не было никаких планов собраться вместе, когда окажетесь в Сан-Антонио.
