— Это Геля?
Передаю слово в слово её рассказ. Мама садится на застеленную койку и смотрит на меня.
Поедет отбивать отца?
— Он сам будет готовить обед?!
Ещё мгновение таращится мама на меня и — хохочет. Ходит по комнате — хохочет. Я никогда не видела маму хохочущей, она — тихая и смеётся очень редко, и смеётся тихо.
— Сам приготовит обед?! А я-то… столько лет… беспомощный в быту… останется голодный… жалела… обслуживала…
Слёзы слетают с ресниц.
— Не плачь, мама, он не стоит тебя, он…
— Я плачу?! От радости. Я свободна от него! Никогда не служи никому, доченька, никогда не жертвуй собой ни для кого… Никогда, слышишь? — повторяет она — заклинанием.
В этот второй день нашей новой жизни мы носимся по Городу, ищем мебельный, в котором разом можем купить всё, что нам нужно. Спасибо Ангелине за сохранённые деньги! С тахтами, столами, стульями и шкафами едем к нашей новой квартире. По комнатам и кухне ходим на цыпочках. Наше собственное жильё, моё и мамино. Никто никогда здесь не будет читать нам нотации, никто не будет здесь злопыхать и грозить убить, никто не будет ни в чём обвинять нас. Начало жизни. Я родилась в эту минуту, здесь, когда грузчики расставили по комнатам тахты и письменные столы, повесили в кухне шкафчики, когда мы с мамой сели за наш кухонный стол.
Солнечный свет чуть дрожит в нашей кухне, в нём рождаются мои первые «хочу»:
— Я хочу к морю. Я хочу в лес.
— Все «хочу» потом, сначала мы идём в ресторан.
— Дорого!
— Недорого. Осталось ещё много денег от тех, что дала Геля. Даже если бы я не поступила на работу, мы с тобой легко прожили бы три-четыре месяца.
— Как я поняла, ты одолжила Ангелине деньги, завещанные тебе матерью? Но почему Ангелина столько лет не возвращала?
— Так мы договорились, У неё они были сохраннее. Я транжира, — улыбается мама. — Мы с тобой вполне заслужили ресторан и праздник, сегодня начинаем новую жизнь.
Я мотаю головой:
— Не новую. Я вообще… начинаю жить сегодня.
Мама не говорит «Бедная моя!», не льёт надо мной слёз, она улыбается.
Мы трогаем блестящую, чуть розоватую поверхность стола, разглядываем весёлые шкафчики и тумбы. Кухня, большая, светлая, теперь главная наша комната.
— Сюда можно поставить телевизор к закрывать дверь, если кто-то один смотрит, а другой или спит, или занимается, правда?
— Правда, но сначала нам нужен холодильник, — говорит мама. — Ложки-плошки-кастрюли…
— Вилки, ножи, чашки, — подхватываю я. — Так что сначала?
— Сначала ресторан, ложки-плошки-кастрюли — завтра. У нас есть ещё целый день на обустройство. Сегодня ещё поночуем у Инны.
— Нет! Давай ночевать дома, — прошу я.
— В грязи? Надо же вымыть стены и полы! А приготовить еду не надо? А как мы здесь даже без чайника и без тарелок? Пожалуйста, потерпи один день, тем более вечер у нас занят.
— Чем?
— Помнишь, Руслана пригласила нас на встречу с главой женского движения?
— Мама, я не хочу. Я потому не хочу и у Инны ночевать. Я не хочу никаких движений, ни женских, ни мужских, я не могу видеть жал кой зависимости Инны от Русланы, я не хочу никаких отношений ни с кем.
Мама молчит, и вдруг я понимаю: ей необходим противовес, немедленно она должна что-то противопоставить всей прошлой жизни, почувствовать себя значимой.
— Но у тебя есть школа, дети… — поспешно говорю я. Хотя какие дети в июне? Они придут в школу первого сентября, сейчас долго никаких детей не будет! — Хорошо, я согласна.
И мама улыбается:
— Спасибо.
Мы идём в ресторан.
Солнце съехало ко второй половине дня, к западу, но всё ещё жарко, и мы ещё в испарине.
Ресторан — это отдельная глава новой жизни.
Он полупуст. Оркестра, естественно, ещё нет, но музыка звучит, тихая, тягучая. Она втягивает в себя наши отрицательные эмоции, в нас устанавливает покой.
Не успеваем мы сесть и окинуть взглядом кадки с цветами, разнокалиберные столики — на двоих, четверых, шестерых, с уютными лампами и букетами в голубых вазочках, как к нам подлетает молодой человек.
Улыбка и — рыжая копна на голове, кусты рыжих бровей и — ржавчина глаз. Люшина расцветка…
— Здравствуйте. Вот меню, но могу посоветовать.
— Что же вы можете посоветовать?
— Прежде всего представьте себе, что вы дома. Мы — получастные, зелень и огурцы сами выращиваем в теплицах круглый год. Мы любим вас, посетителей, и ощущаем вас нашими родственниками. У всех у нас, работников ресторана, есть другая, своя, жизнь. Я, например, в будущем году закончу… — и он называет институт, в который я только вчера подала документы. — Меня зовут Яков. Первый мой совет — расслабиться и начать отдыхать. Каждый понимает отдых по-разному. Для меня начать отдыхать — улыбнуться и поверить в сказки.
Мы слушаем Якова и в самом деле невольно улыбаемся.
— Во-вторых, я могу рассказать вам о нашем меню. Мне кажется, вы до сих пор не часто ходили по ресторанам, и вам повезло, что попали к нам. Повезло вам и в том, что пришли сегодня. Сегодня у нас форель, судак и солёная сёмга. Это что касается рыбного ассортимента. Мясной представлен более широко: кутабы, ростбифы, телячье рагу, шашлык, бараньи котлеты, языки говяжьи, поросята с хреном…
— Хватит, — мама смеётся. — Вы совсем нас оглушили. Вы правы, по ресторанам мы не ходим, и поэтому выбор для нас — сложная задача. Что хочешь ты? — Она смотрит на меня.
Я не ела ни одного блюда из тех, что перечислил Яков.
— Задам вопрос попроще — рыбу или мясо? — улыбается Яков. — Хотите, подарю совет?
— Это будет очень любезно с вашей стороны.
Вот-вот сорвётся мама с места и заскачет по залу. Яков смотрит на неё восхищённо.
— Вы начали отдыхать, теперь, может быть, вы поможете и вашей подруге расслабиться.
— Это не подруга, а дочка. А впрочем, вы правы, она мне скорее подруга. Слышишь, Полюшка, расслабься и начни отдыхать.
— Как всякий голодный человек, я готова съесть целого барана, — слышу свой голос.
— Спасибо, — говорит Яков. — Вижу, вы уже немного расслабились. Если вы готовы «съесть целого барана», предлагаю шашлык. А вообще возьмите разные блюда: и мясо, и форель. На закуску советую взять сёмужку с маслинами и салат по-гречески.
Когда Яков убегает с нашим заказом, а он именно убегает, мама и в самом деле вскакивает и тоже бежит по залу. Она бежит в туалет. Но, мне кажется, ей туда и не нужно вовсе, просто захотелось пробежаться. Мне тоже очень хочется нестись сломя голову. Так бывает лишь в детстве, когда сознание отключено и, чтобы расти, надо бежать.
