— Они хорошо обращались с вами? — спросил маркиз.
— Да, насколько хорошо могут обращаться в монастыре — ответила Фортуна. — Когда я немного поправилась, меня отвели к настоятельнице. Она сказала мне, что это мой опекун привез меня в монастырь и что я буду жить здесь и должна буду принять постриг.
«Если вы говорите о герцоге Экрингтоне, — сказала я, — то он мне вовсе не опекун, и потому не имеет права распоряжаться моей судьбой».
— Предоставь нам решать, что с тобой делать, дитя мое, — ответила она. — Твое будущее решено. Со временем ты поймешь, что нашла здесь свое счастье. Сестра Мария сообщила мне, что ты болела, но завтра будь готова к первым религиозным наставлениям.
«Я протестантка, ваше преподобие, — ответила я, — и не хочу переходить в католичество».
«Таково желание твоего опекуна, — ответила настоятельница, — и самого Господа».
Фортуна помолчала немного.
— Таков был ответ на все мои слова. Когда я разговаривала со священником, он сказал то же самое и добавил:
«Тебе понадобится время, дитя мое, но постепенно ты поймешь, что Бог знает, что для тебя лучше».
То, как он произнес это, наполнило меня ужасом, поскольку время для них ничего не значит. Они готовы проявить бесконечное, неистощимое терпение, чтобы добиться от меня того, чего хотят.
Фортуна снова всхлипнула.
— Я думала, что вы… забыли меня, — произнесла она, — и поняла, что в конце концов… они сломят мою волю.
— Но я спас вас, — с улыбкой произнес маркиз.
— Это было чудо, самое настоящее чудо! — воскликнула Фортуна. — Я гуляла в саду с послушницей, с которой мы жили в одной келье. Нам не разрешалось оставаться одним, мы все должны были делать вдвоем. Это была очень милая девушка из буржуазной семьи. Она решила посвятить себя Богу и ушла в монастырь по собственной воле. Куда бы я ни шла, она всегда следовала за мной.
В одиннадцать часов у нас была служба, третья за день. После нее, если погода позволяла, мы гуляли в саду. И вот тогда-то я и услышала звук рога за стеной.
— Я надеялся, что вы его сразу узнаете, — сказал маркиз.
— Конечно, я помню, как мы встретили охотников со сворой гончих во время нашего пребывания в замке, — ответила Фортуна, и глаза ее засияли. — Как здорово, что вы подумали о том, что я буду вспоминать нашу прогулку верхом и о том, как охотник затрубил в рог, подзывая собак.
Она посмотрела на маркиза и инстинктивно протянула руку.
— Я вспомнила, как… после этой встречи… мы ехали через сосновый лес, — тихо произнесла она.
Маркиз на мгновение накрыл ее руку своей, но, почувствовав, что она сжала его пальцы, убрал руку и поспешно сказал:
— Продолжайте же свой рассказ.
— Я знала, что большие ворота монастыря день и ночь охраняются. Единственный способ спастись — перелезть через стену. Поэтому я обошла весь сад, делая вид, что рассматриваю кусты и цветы, а сама изучала стену — как бы на нее залезть? Наконец, я нашла то, что мне было нужно, — в одном месте у самой стены росла старая груша.
— Хорошо, что вам удалось взобраться на эту грушу, — улыбнулся маркиз.
— Гили одно время очень сердилась на меня, поскольку я только и делала, что лазила по деревьям, — пояснила Фортуна. — Мне нравилось сидеть на вершине и взирать оттуда на мир. Должно быть, сама судьба заставила меня научиться делу, которое и помогло мне спастись.
— Да, это сослужило вам хорошую службу, — заметил маркиз.
— Я уже говорила вам, что никогда не стану настоящей леди, — сказала Фортуна. — Я читала не те книги; кроме того, как вы сами понимаете, ни одна девушка из приличного общества не залезла бы на дерево, особенно в одежде монашки.
Глаза маркиза лукаво сверкнули.
— Интересно, а что в это время делала ваша спутница? — спросил он.
— Она что-то кричала мне, но я не разобрала, — ответила Фортуна. — Она была в ужасе, и я уверена, что, когда я спрыгнула со стены в ваши объятия, она бросилась к монахиням, чтобы сообщить о моем безобразном поведении.
— Если бы вас поймали, то наказали бы? — спросил маркиз.
— У них много самых разных наказаний, — ответила Фортуна. — Провинившуюся сажают в одиночную келью на хлеб и воду или заставляют провести ночь в бесконечных молитвах стоя на коленях на мраморном полу часовни. Но я не пыталась бежать раньше вовсе не из-за страха быть наказанной.
— А вы хотели бежать? — спросил маркиз.
— Да, хотела, но у меня не было денег и никакого платья, кроме монашеского одеяния, так что я знала, что меня очень быстро поймают и вернут назад. Но и это не было главной причиной моего отказа от побега.
— И какова же была главная причина? — поинтересовался маркиз.
— Я все-таки надеялась… хотя и понимала, что это глупо, — тихо ответила Фортуна, — что вы… будете искать меня… и я должна… ждать вас здесь.
— За свое спасение, — сказал маркиз, — благодарите не меня, а миссис Денверс.
И он рассказал, как миссис Денверс узнала, куда ее увезли.
— Какая она умная! — вскричала Фортуна, хлопая в ладоши. — Надо поблагодарить миссис Денверс за ее находчивость, подарить ей что-нибудь. Можем ли мы… не будете ли вы против… если мы купим ей что-нибудь в Дувре.
— Можете купить все, что захотите, — ответил маркиз, — но лично я думаю, что самой лучшей наградой для нее будет снова увидеть вас. Мои заботливые слуги, Фортуна, очень расстроились, когда вы пропали.
— Правда? — спросила Фортуна.
— Миссис Денверс плакала, — ответил маркиз, — а судя по скорбным лицам горничных, которые попадались мне в коридорах, они тоже ночью рыдали в подушку. Что же касается старого Эбби, то у него дрожали руки, и он не мог удержать поводья, а Чамберс от ревматизма сделался таким придирчивым, что два лакея даже пожаловались на него.
— Что-то мне плохо в это верится, — рассмеялась Фортуна, — вы все это выдумали, чтобы я почувствовала, какая я важная персона. Скажите мне, а что… вы делали, когда меня не было? Наверное… много веселились?
— Не очень, — тихо произнес маркиз.
— А я представляла себе, как вы играете в карты в «Белом клубе», ездите на кулачные бои, обедаете с друзьями и конечно же, — тут ее голос дрогнул, — развлекаетесь с… прекрасными и умными… д-дамами.
Говоря это, она не смотрела на маркиза, и ее ресницы казались еще темнее на фоне бледных, прозрачных щек.
Маркиз хотел ответить, но потом раздумал.
— Предлагаю забыть о том, что случилось, и подумать лучше о будущем, — сказал он. — Сегодня 2 июня, а послезавтра я попрошу вас кое-что сделать.
Она подняла голову и взглянула на него.
— Что именно? — с тревогой спросила Фортуна.
