— Девочка, по виду этого не скажешь. Но все будет хорошо, возвращайтесь домой. Что бы он ни натворил, утром пожалеет.
Таксист верно угадал, что причина ее переживаний — мужчина. Но то, что завтра Брэндон может пожалеть о своем поведении, сегодня служило ей очень слабым утешением.
Аллегра поблагодарила таксиста и вошла в здание аэропорта. Оказалось, что она опоздала на последний самолет. Самый поздний рейс на Лос-Анджелес был в девять часов вечера, и теперь ей ничего не оставалось, как сидеть в здании аэропорта до утра, чтобы улететь первым утренним рейсом, и даже некому было поручить свой багаж. Дежурный предложил ей переночевать в гостинице при аэропорте, но Аллегра отказалась. У нее не было сил двигаться, она хотела только сесть и дожидаться своего рейса. Ей о многом нужно было подумать, на какой-то миг у нее даже мелькнула мысль позвонить Джеффу, но лишь на миг. После всего, через что она заставила его пройти в Нью-Йорке, было бы несправедливо теперь плакаться ему в жилетку. Она заставила Джеффа поплатиться за каждый поцелуй, тем временем Брэндон, вероятно, всю неделю спал со своей подружкой. Аллегра не могла не задаваться вопросом, кто та женщина, что поселилась с ним в «Фэрмаунте», но тогда, в отеле, она была так ошарашена, что у нее и мысли не возникло поискать какие-то документы. Ничего не скажешь, приятная была сценка: повсюду ее белье, а чего стоит эта прозрачная ночная рубашка… Аллегре до сих пор не верилось в то, что она увидела. Тогда она почувствовала себя непрошеной гостьей, хорошо еще, что Брэндон и эта женщина не вернулись и не застали ее в номере. Это было бы уж слишком. А еще хуже, если бы она застала их в постели. При одной мысли об этом Аллегру пробирала дрожь.
Она положила багаж в автоматическую камеру хранения, чтобы не таскать его с собой, и отправилась выпить кофе. Постепенно Аллегра начала успокаиваться, временами в ней снова просыпалась злость, но большей частью ума испытывала просто грусть, и ничего больше. У нее была мысль позвонить матери и рассказать о случившемся, но потом она раздумала. Блэр всегда недолюбливала Брэндона, и Аллегре не хотелось давать матери повод лишний раз увериться в своей правоте. Но так ли это, действительно ли он обманывал ее уже давно? Сейчас она не могла ответить на этот вопрос. А если спросить его напрямик, вряд ли он скажет правду. Пока что он даже не знает, что его поймали с поличным.
Пять больших чашек черного кофе помогли Аллегре продержаться до утра. Она то сидела в кресле, листая журналы, то бродила по залу, думая о Брэндоне. Сначала хотела написать ему письмо, в котором выскажет все, что думает и чувствует, но потом решила, что не стоит этого делать. Она не знала, как поступить. Можно было бы вернуться в отель «Фэрмаунт» или позвонить туда прямо сейчас. Она многое могла бы сделать, но больше всего ей хотелось поскорее вернуться домой и хорошенько все обдумать.
Аллегра опять села в кресло и стала наблюдать рассвет. Думая о Брэндоне, она снова заплакала. В шесть утра, когда она наконец заняла место в самолете, в голове у нее был туман, ноги подкашивались. Кроме Аллегры, первым рейсом летели две семьи да еще несколько человек — судя по виду, бизнесмены. В субботу утром в аэропорту вообще было очень мало народу.
Стюардесса палила Аллегре еще чашку кофе и принесла поднос с завтраком, к которому она, обессиленная, даже не притронулась. Она провела в дороге почти двадцать часов и выглядела соответствующим образом. В десять минут восьмого она снова взяла такси в аэропорту — на этот раз в аэропорту Лос-Анджелеса. Это был уже третий аэропорт, где она побывала меньше чем за два дня.
Сказав таксисту адрес, Аллегра устало откинулась на спинку сиденья и положила голову на подголовник. Когда она открыла входную дверь и вошла в свой дом, часы показывали восемь. Меньше чем за неделю, пока ее не было дома, она успела влюбиться в человека, который живет в трех тысячах миль от нее, и обнаружить, что другой мужчина — тот, которому она хранила верность два года, ее обманывает. Это была тяжелая неделя, особенно нелегко далась ей прошлая ночь в Сан- Франциско.
Аллегра поставила чемодан на пол и огляделась. На письменном столе лежала стопка писем, которые сложила туда приходящая домработница. Кассета автоответчика была израсходована почти полностью. Аллегра нажала кнопку прослушивания. Сообщения были обычные: из химчистки — о том, что там не смогут отремонтировать пиджак; из прачечной — о том, что потерялась наволочка; из оздоровительного клуба — с предложением записаться на занятия; и из гаража, где она обычно покупала покрышки. Накануне звонила мать, чтобы узнать, придет ли она в субботу к ним на обед. Кармен оставила сообщение, что временно живет у друзей. Номер телефона, который она назвала, показался Аллегре знакомым, но она не могла вспомнить, чей он, к тому же Кармен произнесла его скороговоркой. Самым последним шло сообщение от Брэндона. Он передал, что улетает в Сан-Франциско повидаться с дочерьми. Процесс закончился раньше, чем они рассчитывали, и девочки очень просили их навестить. «Ты, наверное, устала в Нью-Йорке, и дома за неделю накопилось много дел, увидимся в воскресенье вечером, когда я вернусь».
Интересно, соизволит ли он позвонить еще раз или сочтет, что и этого достаточно? А может, рассчитывает на ее звонок?
Прямо сейчас она никому не собиралась звонить, тем более Брэндону. Ей хотелось побыть одной, зализать раны и решить, что делать дальше. Она пока еще не придумала, что и как скажет Брэндону, но его измена не вызывала ни малейших сомнений, и Аллегра не допускала мысли, что после всего этого их отношения могут продолжаться.
Она распаковала вещи, развесила одежду по шкафам. Затем заварила себе чай и поджарила пару тостов. Приняла душ, вымыла голову и постаралась привести себя в более или менее нормальное состояние. Но все это время ее не отпускала почти физическая боль в сердце. Как будто, когда она увидела бюстгальтер и прозрачную ночную рубашку подружки Брэндона, где-то глубоко внутри у нее что-то сломалось и теперь она испытывала от этого непроходящую боль.
В десять часов утра она позвонила родителям, но когда услышала от Саманты, что их нет дома, то испытала странное облегчение. Родители ушли в клуб играть в теннис. Аллегра сказала сестре, что у нее все в порядке, что она только недавно вернулась из Нью-Йорка и что у нее накопилось слишком много дел, поэтому она не сможет прийти в субботу на обед.
— Сэм, ты все передашь маме?
— Ладно, передам, — небрежно бросила сестра, и Аллегра забеспокоилась, узнает ли мать о ее звонке. Порой голова у Саманты бывала занята куда более важными вещами с ее точки зрения, например, предстоящей вечеринкой, мальчиками, походом по магазинам с подружками или еще чем-нибудь в этом роде.
— Так передашь? Не забудешь? Мама должна знать, почему я ей не перезвонила.
— Ба-а, послушайте, кто говорит — Мисс Важная Персона! Слушай, Элли, по-моему, ты ничего такого важного
не сказала.
— Может, для мамы это важно — в отличие от тебя.
— Ладно, сестренка, успокойся, передам я, что ты звонила. Кстати, как съездила? Купила что-нибудь в Нью-Йорке?
