— Мэг, какие тут шутки? Ты же видишь, в каком состоянии сейчас Джон?
— Во-от, я и говорю! Раньше он постарался бы как-то отвлечь его, ободрить... Ладно! Как ты себя чувствуешь, милочка?
— Чувствую, что уже скоро!.. Да нет, Мэг, — улыбнулась Лиззи, видя, как испугалась Мэг. — Ну не прямо же сейчас! Просто я думаю... время уже пришло.
— У тебя еще остались таблетки? — Мэг подошла к столику и открыла коробочку. — Четыре. Это на один день. Надо сказать Джеффу, чтобы зашел в аптеку и взял еще.
— Может быть, хватит и этих?
— А что доктор велел? Четыре дня, так что... Знаешь, милочка, если ты уж собралась выпустить его на волю, то будь добра, выбери день получше, а то сегодня дождь, завтра снег... Терпеть не могу такой погоды. Вот сегодня «на дело» вышла, так насквозь промокла за пять минут.
— Если уж в такую утиную погоду «на дело» вы-ходишь, так и одевайся как следует!
— Утиную погоду? Это ты точно сказала! Сегодня их там целый выводок был, плескались, будто первый раз в жизни воду увидели! Или в последний... Ну, полдюжины яиц я все-таки нашла.
— О! Если миссис Хобсон узнает!
— «Если б глазки видали, если б ушки слышали», — пропела Мэг строчки известной песенки и неожиданно закончила: — Точно, сошла бы с ума! — и расхохоталась.
Лиззи сидела около камина и размышляла о том, что сказала Мэг. Она и сама видела, что Джефф изменился, но все равно Лиззи чувствовала его тепло и заботу...
Обычно Джефф приветствовал ее по утрам весело и даже игриво, позволяя иногда слегка погладить ее по животу.
— Ну, как поживает постоялец? — шутливо спрашивал он. — Когда думает съезжать? — Но последнюю неделю он ограничивался простым «доброе утро» или «как ты себя чувствуешь?». В этих словах почему-то не чувствовалось теплоты и заботы, которые он проявлял прежде... В чем же причина отчужденности Джеффа?
И тут Лиззи словно кольнуло: Ричард. За последнюю неделю он звонил дважды. Вот в чем дело! Когда, поговорив с Ричардом, она клала трубку, Джефф угрюмо молчал и не задавал никаких вопросов.
Ричард объяснял, что звонит по просьбе матери, беспокоившейся о здоровье Лиззи. Лиззи очень живо представляла себе Эдит, так лучившуюся добротой и заботой. Да, на свете все-таки есть хорошие люди, и ей очень повезло, что она встретила таких. Во-первых, Джефф, который привел ее в этот дом. Во-вторых, Берта и Джон, которые стали для нее за эти годы родными. Ну, и в-третьих, Мэг. О, это была сама доброта. Так почему Лиззи, окруженная со всех сторон заботой и вниманием, не чувствовала радости надвигающегося события? Хотя вопрос этот был излишним: рядом с ней не было того, кто должен был разделить с ней эту радость, с ней не было Эндрю. Ее ребенок никогда не увидит своего отца...
Джефф вошел в комнату, надел шинель и застегнулся.
— Надо еще что-нибудь, кроме таблеток, Лиззи?
— Да, Джефф, пару фунтов бекона, и пожирнее, ты же знаешь, я люблю жирненькое...
— Ладно, — улыбнулся Джефф, — я скажу мяснику. Да, еще остались карточки на сладости, тебе что-нибудь взять?
— Если б у них нашелся кусок шоколада...
— Хорошо, попробую достать тебе шоколадку!
— Не промокни, Джефф, — сказала Лиззи, выглядывая в окно.
— Ничего страшного. Глоток свежего воздуха всегда полезен — мокрого или со снегом!.. Как ты, нормально?
— Да, все в порядке!
— Хорошо. Пока!
— Пока, Джефф.
Вот и сейчас Лиззи почувствовала — что-то не так. Она посмотрела на закрывшуюся дверь. Может быть, отец возражает против их союза? Возможно. Но что бы там ни было, Джефф обеспокоен чем-то еще. И если это будет продолжаться, Лиззи обязательно поговорит с ним откровенно.
Ветер дул Джеффу прямо в лицо, поврежденная нога побаливала, поэтому, дойдя до верхушки холма, он остановился передохнуть. «Если автобус придет вовремя, — думал он, — то я смогу встретить ее после дневной смены».
С того вечера, когда Джеффу пришлось убегать через заднюю дверь, они виделись четыре раза, но всегда через стойку бара. Дженис работала, а Джефф пил одну за другой чашку чая, и они говорили, говорили обо всем на свете. Один раз они заговорили о войне, о том, чего можно ожидать в будущем. Уже вовсю шли разговоры о скором открытии второго фронта. Стало известно, что американское командование договорилось наконец с бомбардировочной авиацией генерала Гарриса о совместных действиях: Королевские ВВС рее с ноября прошлого года регулярно летали бомбить Берлин. Правда, злые языки поговаривали, что эффект от этих налетов был скорее моральный — у немцев все еще было предостаточно зениток...
Иногда в разговор вступали другие посетители, и каждый старался поделиться своими мыслями о стратегии. Некоторые из этих мыслей были столь же краткими, сколь и выразительными: «Да что эти америкашки о себе думают? Вот увидите, когда все кончится, эти умники на каждом углу будут кричать, что это и заслуга».
Оппоненты резонно возражали: «Ну, без этих умников нам бы еще хуже пришлось!»
И так все те четыре раза, что Джефф заходил в буфет выпить чаю. И он, и Дженис прекрасно понимали, что это не может тянуться долго, и сегодня Джефф собирался проводить ее до дома и наконец поговорить начистоту.
Ну, а что потом? Что будет с Лиззи? Господи! Лиззи... Ну зачем он так торопил события? Он же никогда серьезно не думал о Лиззи как о... спутнице жизни. Да, у него была потребность в общении, они прекрасно ладили друг с другом, он был для нее умным и старшим... братом. Видимо, пришло время прояснить все до конца. Но сначала он должен поговорить с Дженис... Господи, ну почему его бросает в дрожь даже от одного ее имени?
Он спускался с холма, когда вдруг налетел дождь со снегом. Еще минуту назад не было ничего, а сейчас на него обрушились тысячи и тысячи острых холодных искр. Джефф попытался спрятать лицо в поднятом воротнике и вдруг внизу у реки увидел краем глаза женскую фигуру. Женщина толкала велосипед, стараясь укрыться от непогоды под деревьями, которые своими тесно сплетенными ветвями образовали нечто вроде длинного навеса, тянувшегося почти до старого амбара...
Джефф с трудом спустился по склону холма.
— Подожди! — крикнул он, но за шумом ветра его не было слышно, и женская фигура с велосипедом скрылась среди деревьев. По скользкой глине Джефф скатился почти до самой воды. Еле удержавшись на ногах, вошел под сплетенные ветви. Здесь было уже относительно тихо, дождь и снег лишь едва пробивались сквозь них.
— Дженис! — снова крикнул он и увидел, как она остановилась, ожидая его. Подойдя ближе, задыхаясь спросил: — Ради Бога, Дженис! Что ты здесь делаешь с велосипедом?
Она вытерла с лица капли дождя и устало ответила:
— С велосипедом я потому, что у меня больше нет лошади...
— При чем здесь лошадь? Я имею в виду, почему ты здесь в такое время?
