Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Хорек засуетился, задвигался. Он только сейчас почувствовал свои мокрые штаны и пытался прикрыться руками.
– На склад веди, я сказал! – Человеку нельзя давать очухаться, нужно, чтобы он постоянно и быстро что-то делал. Иначе он начинает думать, а не чувствовать. Это ни к чему.
Обладатель мокрого паха, прихрамывая, побежал вперед. Гриша пошел следом. Нож он постоянно держал на виду, и жалкий взгляд хорька то и дело падал на него. Оружие – сильная вещь.
Наконец длинным темным коридором пришли на большой склад в подвале. Хорек включил свет.
– Как зовут-то тебя, родной? – Гриша позволил себе немного расслабиться, всё шло по-задуманному.
– Вася. – Хорек впервые вдруг подумал, что убивать не будут.
– Вот что, Вася. Ты торгуешь паленой водкой. Где она?
А тот и не стал запираться. Быстро кивнул на помещение. Там в затхлом, еле освещенном пространстве стояли стройные ряды ящиков. Штук пятьсот, по всему.
– Это не мое. Меня заставили, – залепетал хорек, чувствуя уже, куда Гриша клонит.
– А я и не спрашиваю ничего. Мне неинтересно. Давай, начинай.
– Что начинать? – Он пока не понял.
– Выливать начинай. Гальюн где, рядом? Вот и отлично, вперед!
– Но я же… Как же? Я же должен буду.
– А ты и так должен, раз подписался. Всем отравленным должен. Мне должен. Давай начинай, а то приколю! – Нужно была хорька взбодрить, иначе затеет ненужные разговоры и плач.
Плач и так начался. Когда полилось первое палево в унитаз. Запах поднялся – выноси святых, грешные останутся. Вообще вся атмосфера подвала стала нереальной какой-то, неземной. Тусклая лампа освещала зеленые, безнадежного цвета стены. Тени метались по ним, как по полю боя. Клубами, дымными всполохами поднимался запах. От него ело глаза, перехватывало дыхание, щипало в носу. Вася то и дело принимался поскуливать, видя свое разорение:
– Да не я же виноват! Не мой товар! Я лишь торговец!
Поскулив, переходил на угрозы:
– Ты не знаешь, с кем связался. Тут люди серьезные. Душу вынут за свое.
– Свое – когда другим не вредит. А так – ничье. Работай давай.
Гриша сначала сидел да подгонял нерадивого, потом сам помогать принялся. Вдвоем быстрее дело пошло. Но хоть и вместе работали – попугивать хорька не забывал. Расслабишься, потом в рабочее состояние труднее заново вгонять.
– Позвони-ка ты домой, скажи жене – ревизия сегодня у тебя. Есть жена-то?
– Есть жена, и дети есть. А ты нас хлеба лишаешь.
– Давай звони, оголодавший. Сам должен думать был, за что брался.
Так до утра и провозились. Пустые бутылки ставили обратно в ящики, те громоздили у свободной стены. В перерывах, когда работать сил уж не было, Гриша заставил продавца две бумаги написать:
– Значит так, пишешь заяву в ментовку на торговлю паленой водкой. Написал? Молодец. Давай сюда, пусть у меня полежит, чтобы ты не дергался особо. А теперь – расписку, что за товар деньги с меня получил. Это для твоих слонов, если брыкаться вздумаешь. И ордер приходный пиши на деньги. Вот и ладно. Всё ты понял?
– А я? Как же я разберусь со всем?
– Ты думай, родной. До владельца магазина дорос – значит, думать умеешь. Думай дальше. Решай свою проблему. А я свою решил. Да и ты смотри – людей не жалеешь, так всё и для тебя поворачивается.
Остаток ночи пролетел. Не шутка была – количество пойла шкалило разум. Да и от запахов голова как котел гудела. Наконец закончили. Гриша собрался. Вася выглядел усталым, но мысль какая-то бродила в голове. Гриша забрал бумаги, аккуратно спрятал нож.
– Смотри, я поблизости буду, проверю, что ты понял.
И вышел из затхлости на воздух.
Было темно. Редкие люди спешили по делам. Еще не наступило время утренней суеты. И как же радостно было вдыхать свежий воздух! Как же бодрил легкий морозец после тяжелого тепла! Как сладко было смотреть на звездное небо! Даже с восторгом каким-то необычным, крылатым. Наверное, сказывались пары́ алкоголя, всё еще бродившие в голове.
1935, Вологодская область
Я шел по своей земле и не узнавал ее. Везде были русские люди, но чем дальше от Севера – тем непонятнее они мне становились. «Море строит человека», – говорили деды, и я действительно был выстроен им. Красота его и жестокость не оставляли сил на ссоры людские, и не было их. В свободном труде проводили мы дни, в любви – ночи, в желании выжить – шторма, в веселии – праздники. И не хватало ни у кого души на злое. За всю историю Поморья могли вспомнить старики лишь несколько преступных, злых деяний. Один раз оставили работники хозяина карбаса[34] на Груманте и завладели судном. И пойманы были и прокляты. Про то, чтоб мог убить другого человек, – не помышляли мы вовсе. Крепко поп Варламий всех научил. Чтобы украсть – не слышал я ни разу. Все злые русские силы, а их немало в каждом, – уходили на жизнь морскую. Ведь сутками, неделями в морях болтаясь, вернешься, и лишь благодарность Господу вознести мочи у тебя останется. А отдохнешь немного, утихнет море и такое баское станет, что поневоле слеза на глаза набежит. Так и захочется спросить: «Зачем же ты меня вчера крутило-полоскало, светлое? Зачем жилы рвало и душу вдребезги страхом разбивало?» А потом поймешь сам, догадаешься, что вот оно две стороны сущего тебе являет – смертный ужас, врагом насланный, и красоту Божию, жизнь прославляющую. И встанешь, и весело на сердце сделается, ибо в простоте этой истина тебе откроется. Ясен станет мир тебе, и всем людям, здесь живущим, тоже понятен, и не будет вражды между братьями, потому что ни к чему она – бессмысленна, неправильна.
Чем дальше уходил я от Севера, тем больше видел, что не знают, не понимают этого люди. Брат на брата волком рычит, разорвать готовый. Все со всеми не согласны. Простые люди подобрее, начальники – злые как черти. Но начальники-то откуда берутся? Из простых, из своих же. Сколько раз наблюдал я такое – самый униженный, самый слабый, чуть власть и силу почуяв, зверем становится. Будто мстит всем за свою прежнюю униженность. И мысли мудрой в голове нет, что завтра опять всё повернется. И не ему, так детям его страдать придется. Никак не мог я понять свой народ. Тяжело и зло жилось ему, моря не знавшему. Вертелось всё в бессмысленной круговерти, раз за разом открывая новый круг злых неведений. И не хватало у многих сил остановиться, задуматься, вспомнить старое, выйти на свет.
Много дел людских увидел я, многое понял, многому научился. Сам злым стал – не выжить одному барану в волчьей стае. Но всегда, когда до края доходило, остановиться мог. Вспоминал море Белое, баржу черную вспоминал. И вставал, вкопанный, на краю. И смотрел вниз, и имел силы назад отойти, один шаг, два. Важно это – силы такие иметь. Важно знать, откуда их взять. После войны большой вернулся я обратно, в Кереть.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
