Когда мы почти уже добрались до площадки, снизу доносится крик:
— Мисс Гриджо!
Оборачиваемся. Смотрим вниз. Внизу полковник Россо с группой солдат Обороны. У него одного нет в руке оружия.
— Остановитесь! Пожалуйста!
Джули толкает меня к коридору, и мы исчезаем во тьме.
Это место, очевидно, пытались перестроить, но оно мало изменилось с тех пор, как его забросили. Сосисочные лотки, сувенирные ларьки, киоски с кренделями по восемь долларов — все пустые и безжизненные — расставлены по темным углам. Эхо доносит до нас крики солдат Обороны. Вот-вот мы упремся в тупик, и придется обернуться навстречу неизбежному.
— Р! — кричит Джули на бегу. — Мы выберемся, понял? Не смей сдаваться! — Ее голос дрожит, она вот-вот упадет от усталости или расплачется. У меня нет сил отвечать. Вот и конец коридора. Тусклый свет, пробивающийся через трещины в бетоне, озаряет табличку:
АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД
Джули прибавляет ходу и тащит меня за собой. Мы врезаемся в дверь, она распахивается, и…
— Ой, бля… — ахает она и цепляется за дверной проем, повиснув одной ногой над многоэтажной пропастью.
Снаружи, где из стены торчат обломки сорванной пожарной лестницы, задувает ветер.
Мимо летят птицы. Внизу огромным кладбищем с небоскребами-надгробиями раскинулся город.
— Мисс Гриджо!
Россо с солдатами замирают где-то в десятке Петров от нас. Россо стоит, опершись на колени, и тяжело дышит — он слишком стар для таких гонок.
Смотрю вниз на землю. Смотрю на Джули. Снова вниз — снова на Джули.
— Джули, — говорю я.
— Что?
— Ты уверена… что хочешь со мной?
Джули силится дышать, несмотря на быстро сокращающие бронхиальные трубы. Ее глаза полны вопросов, а может, сомнений, а может, страхов. Она кивает:
— Да.
— Остановитесь, пожалуйста, — чуть не стонет Россо. — Нельзя же так.
— Я должна.
— Мисс Каберне. Джули. Не бросай отца. Кроме тебя у него ничего не осталось.
Она закусывает нижнюю губу и одаривает его стальным взглядом:
— Пап уже мертв, Рози. Просто еще гнить не начал.
Джули хватает меня за ладонь, которую я когда-то разбил о лицо М, и сжимает ее так, что в ней вот-вот переломаются последние целые кости. Смотрит на меня:
— Ну что, Р?
Я притягиваю ее к себе. Обнимаю и прижимаю к груди так крепко, что нашим генам ничего не стоит смешаться. Мы стоим лицом к лицу. Я тянусь поцеловать ее, но вместо поцелуя делаю два шага назад, и мы валимся в дверной проем.
Мы падаем, как подстреленная птица. Я обнимаю ее руками и ногами, укутываю ее крошечное тело собой.
Мы пробиваем крышу навеса. Мне в ногу впивается балка. Голова ударяется о перекладину. На нас наматывается баннер с рекламой какого-то мобильного телефона — и рвется. Наконец мы ударяемся о землю. Все мое тело приветствует ее хором хрустов и щелчков, вес Джули проминает мне грудную клетку. Джули скатывается в сторону, задыхаясь, а я лежу и смотрю в небо. Вот мы и выбрались.
Поднявшись на колени и опершись на землю одной рукой, Джули нашаривает в сумке ингалятор и делает торопливый вдох. Когда способность дышать к ней возвращается, она с ужасом в глазах подползает ко мне. Туманное солнце исчезает за ее лицом.
— Р! — шепчет она.
— Привет.
Медленно, неловко, как будто только что из свежей могилы, я поднимаюсь на ноги. По всему телу скрежещут и хрустят кости. Улыбаюсь и своим глуховатым, немелодичным тенором пою:
— "Рядом с тобой… я такой молодой…"
Она с хохотом кидается мне на шею. Под ее весом несколько суставов встает на место.
Джули поднимает глаза на открытую дверь. Россо смотрит на нас вниз, как из картинной рамы. Джули машет ему рукой. Он исчезает с такой скоростью, что нам ясно — погоня продолжается. Я стараюсь не судить его слишком строго, ведь в его мире приказ — это приказ.
И вот мы с Джули бежим в город. С каждым шагом мое тело все больше приходит в норму — кости соединяются, ткани стягиваются вокруг трещин, Не дают мне развалиться. Никогда ничего подобного не чувствовал. Что это — исцеление?
Мы бежим по пустым улицам, мимо бессчетных ржавых машин, мимо куч опавших листьев и мусора. Мы нарушаем одностороннее движение. Мы попираем знаки "стоп". Впереди: высокий, поросший травой холм, окраина, где город исторгает из себя автостраду, уходящую куда-то вдаль. Позади: рев боевых машин, высыпавших из ворот Стадиона. Этому не бывать! — щерятся стальные пасти вершителей закона. — Найти этих проклятых светочей и притушить их!
Преследуемые этими завываниями, мы взбегаем на вершину холма.
Перед нами армия.
Они стоят на заросшем поле у обочины. Их сотни. Они бесцельно слоняются туда-сюда, смотрят — кто в небо, кто в никуда. На их серых лицах со впалыми щеками странное умиротворение. Но стоит ближайшим нас заметить, они разворачиваются в нашу сторону и замирают. По толпе проходит волна, и вскоре вся толпа стоит перед нами по стойке "смирно". Джули бросает на меня изумленный взгляд, как будто хочет сказать: "Да ну?" Тут кто-то нарушает стройные ряды, и вперед проталкивается дородный, лысый зомби под два метра ростом.
— М, — говорю я.
— Р, — говорит он и кивает Джули. — Джули.
— Привет, — настороженно отвечает она, прижимаясь ко мне.
Скрежет шин по асфальту, рев моторов — наши преследователи очень близко. М поднимается на вершину холма, и армия зомби следует за ним. Джули жмется ко мне, а они огибают нас, принимая в свою пахучую армию, в свои вонючие ряды. Наверное, это игра воображения, но М кажется мне не таким серым, как раньше. Остатки его губ гораздо подвижнее, чем прежде. Впервые за все время нашего знакомства его аккуратная бородка не заляпана кровью.
Машины все еще несутся на нас, но стоит показаться армии мертвых, как они притормаживают и вскоре останавливаются. Их всего четыре. Два "хаммера", "шевроле тахо" и "кадиллак эскалэйд" — все раскрашенные в тоскливую военную маскировку. Отсюда они кажутся маленькими и жалкими.
Наконец открывается дверь "тахо", и выходит полковник Россо. Сжимая винтовку, он озирается, перебирая в уме планы действий и шансы на их успех. Испуганный взгляд толстых линз пробегает по рядам чуть покачивающихся тел. Сглотнув, Россо опускает винтовку.
— Прости, Рози! — кричит ему Джули и указывает на Стадион. — Но я так больше не могу! Все вранье. Мы там якобы выживаем — все это неправда!
Россо вглядывается в лица ближайших зомби. Он стар и, наверное, застал то время, когда все только началось. Он слишком хорошо знает, как должны выглядеть мертвые, чтобы не заметить отличий — какими бы минимальными они ни казались на первый взгляд.