— Итак, ты ушел от Хагена и явился сюда. Впрочем, не ко мне, а к той женщине… Я права?
Давид молча кивнул.
Если для Мэгги это что-то и значило, по ее лицу ничего прочесть было нельзя.
— Просто для того, чтобы я все правильно поняла: ты просишь, чтобы я предоставила тебе убежище, но не хочешь становиться членом моей стаи?
— Ты знаешь, как я отношусь к тебе и твоей стае, но не думаю, что сейчас подходящее время… — Давид полагал, что подходящее время не наступит никогда, но надеялся, что Мэгги не станет его в этом винить. — Хаген вряд ли примет это. Кроме того, похоже, после ритуала мне стало легче ладить с волком. Его присутствие уже не так тяжело переносить. И, думаю, он не станет навязывать мне жизнь в стае.
Мэгги устало поглядела на него.
Он испугался, что она просто повернется и предоставит его произволу своей охраны, но потом понял, что Мэгги ни за что не сделает такого. Хотя она этого и не говорила, но он всегда чувствовал, что нравится ей и она готова в любое время принять его в стаю. Давид удивился тому, насколько ему тяжело держать Мэгги на расстоянии и выносить ее разочарованный взгляд. Хотя после смерти Конвиниуса он полагал, что никогда больше не испытает подобных чувств. Разница заключалась лишь в том, что Конвиниус смотрел на него так, когда он поддавался власти демона. Мэгги же была разочарована оттого, что он не умел ценить даров волка.
— Давид, если ты полагаешь, что можешь держать волка внутри себя, словно прирученное домашнее животное, чтобы жить с этой женщиной, то ты ничего не понял. Благодаря ритуалу волк стал гораздо сильнее, поэтому тебе стало легче переносить его присутствие. Теперь он часть тебя — и более чем когда-либо. Но ты просто не хочешь этого понимать! Как думаешь, почему волк — наша тень? Без него мы неполноценные, так уж вышло. Кроме того, ты еще не научился обращаться с изменениями, произошедшими после ритуала. Если ты не займешься этим, волк возьмет контроль на себя.
— Нет, — возразил Давид резче, чем собирался. — То, что я смог уйти и волк подчинился, — это благодаря Мете. Впервые с тех пор, как я оставил семью, кто-то значит для меня больше, чем стая. И волк не вставляет мне палки в колеса. Может быть, она как лекарство.
— Давид, ты себя обманываешь! Это крайне опасно, нельзя отворачиваться от своего волка. И уж тем более когда он так силен, как твой. Чудо, что он не делает все возможное, чтобы заставить тебя быть в стае. Общество обычного человека не может отвечать потребностям волка, если только…
Мэгги, замолчав на середине фразы, принялась задумчиво покусывать ноготь большого пальца. Напряжение возросло невыносимо. Но вот она подняла голову, и Давид, увидев, что взгляд ее синих глаз остановился на нем, почувствовал желание склониться перед ее волей. И тут же понял, что Мэгги не требует подчинения.
— Можешь пока оставаться на моей территории. По крайней мере, до тех пор, пока она еще принадлежит мне, — тихо сказала она.
Потом отвернулась и исчезла так же быстро, как и появилась.
Давид постоял еще несколько мгновений, пока его грубо не схватили за плечо. Оглянувшись, он встретил злобный взгляд Тилльманна.
— Может, моя мать и потерпит тебя на своей территории, но в будущем тебе следует быть осторожным, когда будешь ходить по нашим улицам.
— С чего это?
Волк Давида выпрямился, издав рычание. Ему очень хотелось выяснить, насколько на самом деле силен этот Тилльманн. Но Давид отогнал его. Это он может выяснить и сам. В конце концов, сын Мэгги разошелся только из-за того, что мать повела себя великодушно. Может быть, он даже ревнует.
— Можешь расслабиться, Тилльманн. Мне не интересно ни меряться с тобой силами, ни оспаривать твое место в стае. Честно говоря, я надеюсь, что в будущем мы больше не встретимся.
— Ты действительно думаешь, что в этом все дело, придурок? Из-за того что Мэгги разрешила тебе ползать по нашей территории, у Хагена просто появился еще один повод перейти границы.
Тилльманн явно разошелся. Давид хотел было схватить его за руку, но тот проворно увернулся и нанес ему удар, от которого Давид попятился. Удостоверившись, что Антон и молодая женщина не собираются вмешиваться, он упреждающе выставил вперед руки, чтобы Тилльманн окончательно не вышел из себя и не начал нагнетать обстановку.
— Все так, как я сказал Мэгги: я ушел из мира волков, и вся эта политика меня не касается! — И без того низкий голос Давида от сдерживаемой ярости звучал глухо. — Но если тебя это успокоит, могу заверить: твоя мать очень умная женщина. В противном случае она не смогла бы так долго противостоять Хагену. Она найдет решение, в этом я уверен.
— Мне этого мало.
Давид уставился на него и смотрел до тех пор, пока Тилльманн не опустил глаза.
— В следующий раз, когда ты перебежишь мне дорогу, я дам тебе пинок под зад. И плевать, что подумает Мэгги.
— Ты что же, думаешь, что после ритуала тебе никто ничего не сделает?
— Вот ты это и выяснишь.
Уходя, Давид ни разу не обернулся. Он ощущал чувства трех стражей, которые нашли его еще неведомым ему способом. Ему придется смотреть в оба, когда они с Метой будут ходить по улицам территории Мэгги. Волк, которому бросают вызов, найдет возможность проявить себя. Волк Тилльманна, может, и был слабее в бою, но его хранитель наверняка достаточно ловок, чтобы оказаться в выигрышной ситуации.
Глава 19
Трудные решения
Вообще-то день с тех пор, как она вышла из квартиры после завтрака с Давидом, и до этого момента проходил довольно приятно. Когда Мета в сопровождении художницы Камиллы пришла в галерею, Сол уже был там. Молодой человек был сущее загляденье, фигура — удивительно пропорциональная и гармоничная. К выразительному лицу очень подходили очки в черной роговой оправе с овальными стеклами, сделанные словно специально для него. Сол был одет в костюм и при виде женщин пустил в ход все свое обаяние. Его темные глаза засветились от радости, и он даже всплеснул руками, словно ничего не ждал так, как их появления.
Мета наняла молодого человека, который только что закончил университет, по собственной инициативе, после того как в последние несколько недель Ева стала проводить в галерее на удивление мало времени, считая себя в значительной степени правой рукой Ринцо. Кроме того, Мета быстро оценила его честность как по отношению к искусству, так и к покупателям.
Камилла, акварели с прибрежными пейзажами которой Мета не так давно продала, относилась к тем прозаично настроенным людям, от которых шарм отскакивает, словно от стенки. Вместо того чтобы ответить на болтовню Сола, она только заметила, что тоже считает погоду приятной и не откажется от кофе. Еще какое-то время с губ Сола не сходила улыбка.
— Кофе — очень хороший выбор, — сказал он наконец.