— Оля! — Он крикнул без надежды на успех, но онауслышала, оглянулась, увидела эту нелепую картину, как шофер его не пускает, аон пытается вырваться, и слегка поморщилась.
Она быстро подошла к ним, сказала:
— Все в порядке, Юра, мы знакомы.
Юра, не произнесший за это время ни одного слова, исчез.Андрей, слегка ошеломленный, глядел на нее в упор и удивлялся, как он смог ееузнать. Неужели это та девочка, с которой он, с которой они.., нет, это непредставить. Перед ним стояла, вежливо улыбаясь, потрясающей красоты женщина исмотрела на него так спокойно, что он растерялся.
— Здравствуй, Андрей!
— Здравствуй, — он очнулся, — а что же всеэто значит? Шикарная машина, телохранитель, «Европейская», откуда же это?
Он увидел, как по лицу Ольги пробежала тень, потом онапосмотрела на часы и сказала:
— У меня есть полчаса времени, если хочешь, мы можемвыпить кофе здесь в баре. — Она немного помедлила. — Я тебяприглашаю.
Андрей вспыхнул, но промолчал, черт их знает, может, у нихтам на валюту. Они прошли мимо швейцара, свернули в бар, сели за столик. Подороге Андрей подумал, что Ольга, наверное, замужем за иностранцем, отсюда и«Европейская», и иномарка с шофером. Однако, когда она сняла перчатку, он незаметил обручального кольца.
— Как ты живешь? Ты замужем?
— Нет, Андрей, я не замужем.
— А откуда все это? — Она так его поразила, что онпозабыл о приличиях.
— Машина и шофер — это от фирмы, я работаю в довольнокрупной фирме.
— Что же это за фирма?
— Это в Новгороде, а здесь мы открываем филиал, а потомбудет СП с итальянцами.
— И кто же ты в этой фирме?
— Я коммерческий директор, — она взглянула начасы, — живу я, конечно, не в «Европейской», но здесь у нас обед ситальянским представителем, так что, если у тебя есть еще вопросы, тыпоторопись.
— Значит, после института ты уехала в Новгород?
— Да, так получилось, вот работаю не по специальности иживу там с мамой и дочкой.
Вот оно, надо поговорить о дочке, выяснить все. Почему-топри встрече с Ольгой он совершенно забыл о ребенке, если бы она сама не завелаэтот разговор, он бы и не спросил, потому что она абсолютно не походила намать-одиночку.
— Сколько же лет твоей дочке?
— Скоро шесть.
Так и есть, это его ребенок, он так и знал, он в глубинедуши не сомневался, что она оставит ребенка. Он лихорадочно соображал, что быеще спросить, как бы вызвать у нее интерес.
— А у тебя есть фотография дочки?
— Нет, ты знаешь, не захватила с собой.
Он готов был поклясться, что она сказала не правду, но еенамек он понял: не лезь не в свое дело, не навязывайся в папаши. Она отодвинулачашку, поднялась.
— Извини, у них не принято опаздывать. До свидания.
Не оглядываясь, она быстро пошла к выходу и исчезла в холле.
Он посидел чуть-чуть, раздумывая, не приснилось ли ему все.Но нет, она была здесь, говорила с ним, но ничего не спросила, как он живет,что с ним. И он вдруг ясно понял, что ее это абсолютно не интересует.
Он машинально взглянул на часы: Ленка уже закончила своипроцедуры, мерзнет небось у машины и ругается. Он назло пошел пешком, не спеша,очень хотелось, чтобы Ленка устроила скандал, а уж он бы ей тогда ответил.Действительно, вон стоит у машины и головой вертит во все стороны. Увидев его,она уже открыла рот, чтобы заорать, но почему-то раздумала.
— Где ты был? — все-таки спросила она, скряхтеньем усаживаясь в машину.
— Гулял, — ответил он с вызовом.
— Я тут жду, жду, возле машины бегаю, замерзла совсем.
— Ничего, тебе полезно, жиры свои растрясешь, а тоскоро станешь, как мамаша, ни в одну дверь не пролезешь.
На такую откровенную грубость она сразу не нашлась, чтоответить. Он рывком тронул машину с места, хотя знал, что у Ленки это отзоветсяв переломанных, плохо сросшихся костях. Про тещу он зря, конечно, сказал,ссориться с тещей не входило в его планы. В молчании они доехали до дома, он невышел и не открыл дверцы перед женой, пускай сама выползает, охая, из машины,он ей не лакей. Поставив машину в гараж, он еще долго сидел в ней, курил идумал. Как она сказала? Коммерческий директор в крупной фирме? В егопредставлении порядочная женщина могла хорошо устроиться в жизни только однимспособом: удачно выйти замуж. Или если родители какие-нибудь крупныеначальники, пристроят на хорошее место. Хотя это не всегда, взять хоть вотЛенку, куда ж ее пристраивать? Даже если бы не та авария, все равно у неемозгов не хватит, чтобы на приличной работе удержаться, никакой папочка неспасет. Но чтобы так, как Ольга, быстро выдвинуться, без всякой поддержки… Зачто, каким образом? Спала она там со всеми, что ли? Но он знал, что это не так,она никогда бы не стала этого делать. Еще из школы он твердо усвоил урок: будьты хоть семи пядей во лбу, ты ничего не достигнешь, если они там, наверху, недадут тебе хода. У них там свое государство в государстве, они избранные. И воттеперь оказалось, что все может быть по-другому, что есть люди, которым ненужно одобрение всех этих партийных боссов, они умеют работать, зарабатыватьденьги и плюют на все это начальство. И выходит, что он, Андрей, ошибся, неправильно рассчитал всю свою жизнь? Как же он так прокололся? Но нет, не можетбыть, это случайность, а его расчеты верны. Не зря же он потратил столько сил итак рисковал. С тяжелым сердцем он пошел домой.
* * *
Кастет заставил себя ждать, приехал на час позжеусловленного времени. В ожидании Николай Степанович не находил себе места,ходил по квартире, как тигр по клетке, нашел пачку сигарет и выкурил штукичетыре — а ведь уже пять лет не курил, врачи запретили, когда попал с сердечнымприступом в больницу. Увидев четыре окурка в пепельнице, он тихо чертыхнулся —вот ведь до чего нервы расшалились, пятую сигарету положил на место, взял себяв руки.
Наконец появился Кастет. Приехал не один, с Пантелеем.Пантелей был его старым телохранителем и, можно сказать, духовником: Кастетодному ему доверял, как самому себе, советовался в трудных случаях, ничего отнего не скрывал. Пантелей был, пожалуй, даже старше самого Кастета, но в немчувствовалась такая звериная сила, что молодые накачанные ребята не рисковалисцепляться с ним даже по ерунде. Он был худ, широкоплеч и жилист; на его темномморщинистом лице бледно-голубые глаза горели таким холодным огнем, что НиколаяСтепановича невольно передернуло.
Пантелей молча сел в уголке, а Кастет подошел к Купцову.
— Ну, что случилось? Чего звал?
— Матвей, такое дело… Останови своих орлов. Нельзя этубабу убивать, Ольгу эту.
