А Джонти уже бежала через веранду.
Она даже не постучала в дверь, а просто ворвалась в комнату и тут же резко остановилась.
Темный огонь, бушевавший в глубине его прекрасных серых глаз, словно магнит притягивал Джонти и заставил ее броситься в эти раскрытые руки, которые тут же сомкнулись вокруг нее и крепко прижали к груди.
– Джонти? – пробормотал он над ее ухом, прежде чем его губы, коснувшись ее щеки, быстро нашли ее губы.
Она почувствовала, как их губы слились, и в этот поцелуй он вложил все свое отчаяние, радость, нежность и всю первобытную страсть. Голова у нее пошла кругом. Она прижалась к нему, ища поддержки, чтобы не упасть.
– Ох, дядя Нэт! – выдохнула она, когда наконец обрела дар речи.
– Не дядя Нэт, Джонти. Никогда не называй меня «дядей». – Он хрипло усмехнулся, положив подбородок на ее голову.
– О, Нэт!
Он опять поцеловал ее, но на этот раз очень нежно, затем мягко отстранил от себя, прошелся пальцами по ее волосам и застонал.
– Как ты могла так поступить со мной, Джонти? – пробормотал он с ноткой обвинения в странно осевшем голосе. – Как ты могла так мучить меня? Зачем ты все время заставляла меня разгадывать загадки? Иногда мне казалось, что я прав, а иногда, что неправ. О... черт!.. я должен был бы лучше разбираться в том, как мыслят женщины. Совершить такую ошибку!
– Как эта?
– Как эта, – резко пробормотал он. – Позволить тебе уехать. Позволить тебе уйти из моей жизни... или почти уйти... когда я... когда я... о дьявольщина!
Он потряс головой и резко притянул ее к себе.
– Ты знаешь, что я делал, когда ты вошла только что? – спросил он, целуя ее волосы. – Я сидел и строил планы, как буду разыскивать тебя, чтобы вернуть. Она обещала написать, рассуждал я. Ко мне она не привязалась, а детей полюбила, поэтому она обязательно скоро напишет им. А когда я узнаю, откуда она посылает письма, поеду туда и завоюю ее... со всей лаской, которой она заслуживает, потому что она даже не знает, что это такое, но я научу ее, шаг за шагом, что значит быть влюбленным в нее, и я продолжал лелеять надежду, что когда-нибудь ты почувствуешь то же самое. И тогда... – Он поднял ее лицо, и она увидела намек на ту знакомую сардоническую ухмылку... – Но в конце концов мне не пришлось делать ничего этого, ведь маленькая птичка сама прилетела домой, в свое гнездышко.
– Домой. – В глазах Джонти появилось мечтательное выражение, и она положила голову ему на грудь. Вдруг она вся напряглась и отстранилась от него.
– В чем дело, дорогая?
– В тебе, – заикаясь, проговорила она. – Все эти твои подруги... о да! Я знаю, Силла сказала мне, что в семье все тебя считали ловеласом... а теперь вот я. Как я могу поверить всему этому, когда ты... когда ты...
– Когда я что? – Серые глаза спокойно, не мигая смотрели на нее, а его голос звучал терпеливо и сочувственно, таким тоном он иногда разговаривал с Дебби.
– Ты назвал меня... ну, не совсем ты, не... но ты сказал... – Она глубоко вздохнула. – Я имею в виду, я сказала во время пикника, если ты помнишь, что я похожа на маленькую серую птичку, а ты добавил: «Скорее всего, на Вилли Вэгтейл».
– И что? – Он широко улыбался.
– А то, – с обидой в голосе продолжала Джонти, – я не думаю, что это вообще следовало говорить. Ты не можешь любить меня, если считаешь, что я похожа на Вилли Вэгтейл, ведь так?
Он смотрел на нее и улыбался. Сопротивление было бесполезно, поскольку он стоял близко, слишком близко. Он опять целовал ее, и Джонти, несмотря на всю свою решимость, отвечала ему. Она презирала себя за свою слабость, но все вертелось вокруг неопровержимого факта: она позволила себе влюбиться в этого властного и деспотичного человека.
– Милое, прелестное создание, – пробормотал он около ее уха. – «Мое милое, прелестное создание» – вот что возвещает Вилли Вэгтейл всему миру, когда поет, хотя это уже ни для кого не секрет.
– Не поняла?
– Разве ты не знаешь? – Уголки его рта мягко изогнулись.
– Я не верю тебе! Ты все это придумал, чтобы... чтобы... чтобы как-то выкрутиться.
– Она возвещает всему миру, что она милое, прелестное, маленькое создание, что она вот такая. Пойди и спроси Рика, если не веришь. – Он развернул ее и слегка подтолкнул в сторону двери. – Иди, моя маленькая, любимая упрямица. Я подожду тебя здесь. Но я не позволю тебе больше убегать, так что не пытайся надуть меня, ладно?
Джонти пошла по веранде. Она слышала, как Рик громыхал чем-то в гараже. Оказалось, это одна из ступиц колеса «холдена». Он забивал ее на место ладонью, и от соприкосновения с ободом колеса она звенела.
Когда Рик увидел Джонти, он поднялся и прислонился к крылу машины.
– Ну как дела, Джонти? – спросил он, широко улыбаясь.
– Рик, о чем поет Вилли Вэгтейл?
Он сложил руки, а его лицо выразило явное удивление, но тем не менее он ответил.
– Существует два мнения по этому поводу, – сказал он серьезно. – Некоторые считают, что она поет «милое, прелестное создание».
– А другие? – И Джонти невольно задержала дыхание.
– Другие полагают, что перед «созданием» она еще поет «маленькое». Получается «милое-прелестное-маленькое-создание». Я слышал оба варианта. – Он странно взглянул на нее и покачал головой. – О Боже, Джонти, у нас все знают об этом.
– А я нет, – робко призналась она.
– Не может быть! – Рик был явно изумлен. – Я имею в виду, что все знают эту милую-прелестную-маленькую-птичку. Скорее всего, это самая любимая в Австралии птичка. Ее все любят...
Но Джонти не собиралась слушать дальше. Она уже бежала обратно.
– Ну? – Его глаза добродушно поддразнивали ее, а руки опять широко раскрылись, и Джонти бросилась к нему.
Он поднял за подбородок ее лицо и серьезно посмотрел ей в глаза:
– Теперь ты веришь мне, Джонти? Достаточно веришь, чтобы выйти за меня замуж?
– О, Нэт, – прошептала она, и он уже знал ответ: ее глаза сказали ему обо всем раньше, чем он поцеловал ее.
