— Я не знаю, — ответил Скотт.
Когда я глянула на него, то обнаружила, что он смотрит не на Трину, а на меня. Я рискнула бы сказать, что он очень упорно смотрит на меня, но, по правде говоря, я могла судить об этом лишь потому, что голова его не двигалась. Я не видела его глаз, потому что они тонули в тени под бровями.
Хорошо, я почти подумала, что, может быть, это я та самая таинственная девушка, в которую он, предположительно, влюблен. И что он, знаете, ничего мне не рассказал, потому что…
— Так, я думаю, что они чем-то и занимались, с набитыми ртами, — продолжала Трина. — Извините, но если бы Стив попытался меня поцеловать с набитым ртом — то все.
— Джен, — внезапно сказал мне Скотт. — Хочешь, пойдем прогуляемся?
Трина посмотрела на него как на сумасшедшего.
— Не уходите, — сказала она. — Сейчас начнется фейерверк.
Но если бы кто-нибудь сказал, что я откажусь от прогулки со Скоттом ради запрещенного фейерверка… ну, я сказала бы, что он идиот.
— Конечно, — ответила я, как-то исхитрившись сказать это будто невзначай, хотя сердце заколотилось прямо в горле.
Я НЕ ЗНАЮ!!! Я сама пытаюсь это понять.
Восемнадцатая главаЯ поняла, что Скотт не собирается далеко уходить. Просто мы отошли, чтобы никто не слышал нашего разговора.
До нас доносилась музыка. Я видела людей, собравшихся вокруг костра, но не различала их лиц. Мы шли к небольшому лесочку около амбара. За ним начинался подлесок с речкой.
Забавно, что в результате мы от всех оторвались.
— Если мир, как мы знаем, рушится, и я должен построить его заново, — сказал Скотт и наклонился, чтобы сорвать цветок, Кружева Королевы Анны, — то в мою новую цивилизацию я не допущу никаких актеров.
Услышав это, я рассмеялась, хотя сердце мое по-прежнему колотилось.
— Ах, так? — сказала я. — А как насчет журналистов?
— О, журналистов я допущу, — сказал Скотт, накручивая стебелек цветка на палец. — Потому что кто-то должен сообщать, что происходит. Новое общество не будет повторять ошибок старого.
Даже при отдаленном свете костра мне было видно, как палец свободной руки двинулся к крошечному фиолетовому центру венчика цветка.
Моя память тут же вернула меня в один день каникул. Мистер Ши рассказал нам старинную сказку — если вы вырвете фиолетовую часть цветка Кружева Королевы Анны, то вы убьете цветок, потому что крошечная фиолетовая серединка — это сердце цветка.
Вот я и сказала, не очень-то задумываясь над тем, что делаю и что говорю:
— Нет, не надо, ты убьешь цветок.
И положила свою руку на руку Скотта, чтобы остановить его…
И тогда Скотт уронил цветок. И мое лицо оказалось в его руках. И Скотт стал так целовать меня, будто хотел, чтобы это продолжалось вечно.
И я отвечала на его поцелуи.
Я никогда не представляла себе ничего подобного, потому что не могла даже вообразить такие детали — руки Скотта пахли маршмаллоу и цветком Кружева Королевы Анны… Как нежно эти грубые руки касались моего лица… А вкус его губ, сначала сладкий, а потом не совсем сладкий… И губы, сначала мягкие…
Потом руки Скотта отпустили мое лицо, двинулись вниз, к талии, потянули меня к себе, и наши денные тела прижались друг к другу, и я почувствовала его теплую кожу и обвила руками его шею, и грудь Скотта раздавила букетик, подаренный Люком…
…и булавка, которой букетик был приколот к моему платью, впилась мне в грудь.
— Ой, — сказала я и отодвинулась от Скотта.
— Что? — Глаза Скотта блуждали и на его затылке взъерошились волосы, которые взлохматили мои руки. — Тебе плохо?
— Нет, нет, — ответила я. Потому что мне НЕ БЫЛО плохо. Неожиданно, впервые в моей жизни мне стало так фантастически хорошо. — Это просто потому…
— Извини, — сказал Скотт. Хотя он, на самом деле, вовсе не выглядел виноватым. — Но я ДОЛЖЕН был это сделать, Джен. Потому что… потому что я понимал, что другого шанса у меня, возможно, не будет.
Пока он говорил, я отколола букетик. И бросила его. Букетик исчез в высокой темной траве.
— О чем ты говоришь? — спросила я, вовсе не уверенная, что хочу знать.
— Ты говорила, что вы просто друзья, — сказал Скотт. Он выглядел чуть более растерянным, чем должен был выглядеть парень, который только что так целовал девушку. Особенно если принять во внимание, что девушка отвечала на его поцелуи. — Но… хорошо, хочу сказать, что я же не дурак. Ведь он — ЛЮК СТРАЙКЕР.
— Какое отношение… Люк Страйкер имеет… к ЭТОМУ? — Я искренне ничего не понимала…
…но по тревожному тону его голоса почувствовала, что все не так уж хорошо и что это МНЕ стоит встревожиться.
— Я просто говорю, — сказал Скотт так, будто не слышал меня. Он и смотрел не на меня, а на костер. — Когда я встретил тебя тогда, на каникулах в прошлом году, я подумал, что ты… ну, я подумал, что ты замечательная. Но я и не подозревал, что ты так же думаешь обо мне. Я хочу сказать — ты такая милая. Но ты ВСЕГДА была такой милой. Со ВСЕМИ…
Если бы он ударил мне в сердце кинжалом, меня бы это не так ранило. МИЛАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЖЕННИ ГРИИНЛИ, ВСЕОБЩИЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ.
— Ив самом деле, было очень трудно понять, что с тобой творится, — продолжал Скотт, он говорил так быстро и так взволнованно, будто хотел выговориться, пока не передумает. — То ли я тебе нравлюсь, — я имею в виду, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нравлюсь, — то ли я нравлюсь тебе так же, как и все остальные люди. И тогда Джери сказала мне, что ты ни с кем не ходила на свидания…
О господи. Джери мертва.
…и я подумал, что это просто невозможно. И Джери, она действительно была очень симпатичной, и все продолжалось, и…
Совсем, совсем мертва.
— Ну, ты понимаешь. О да, я понимала.
