Прозвучало это очень отчаянно и безнадежно. Еще бы ей не было страшно. Любой бы на ее месте испугался.
— Ира, слушай меня внимательно… Ты сколько продержишься? Час сможешь?
— Если только они дверь ломать не станут. Я стопор накинула. Отмычкой… — Пауза и вновь сдавленный шепот: — Вот опять кто-то в замке ковыряется. Подожди, я в кухню уйду. С той стороны дверь открыть нельзя.
— Из квартиры черный ход есть?
— Нет.
— А ты вообще из квартиры выйти можешь?
— Нет. Там парень какой-то между этажами стоит. Я в глазок смотрела…
— Черт. Ладно. Я сейчас приеду. Главное, не паникуй.
Последнюю фразу он сказал уже едва ли не в полный голос, совершенно забыв об осторожности. И тут же услышал за спиной:
— Ты с кем это базары катаешь, братан?
— Что?
Степан резко повернулся. На пороге стоял Челнок.
— Я спрашиваю, кому звонил?
— Да это не я. Это мне. Пацан один из института. У него напряги там… с экзаменами, короче. Спросил, не смогу ли я помочь.
— Что-то я звонка не слыхал.
— Да он в режиме вибрации стоит. Не звонит, трясется.
— А-а, — Челнок подошел, протянул руку. — Можно посмотреть?
Тон его подразумевал скорее утверждение, нежели вопрос.
— Конечно, смотри, — Степан положил мобильник на ладонь Челнока.
— Хорошая машинка. — Тот с любопытством осмотрел аппарат, сунул себе в карман. — Не в обиду, братан. Когда все закончится, верну. А пока пусть побудет у меня. На твоем пацане реальные люди уже висеть могут. Ты, по неопытности, наколку им дашь. Неприятности тогда у нас будут. Понимаешь?
— Ладно, чего там… Надо так надо, — Степан сделал честные глаза. — Слушай, Челнок, у тебя бабки есть?
— Ну, допустим, есть мало-мало. А тебе зачем?
— Да хотел в магазин сходить. Скучно, блин, как в могиле.
Степан изо всех сил старался, чтобы его голос звучал беспечно и убедительно. Судя по всему, получилось плохо. Точнее, совсем не получилось.
— Не стоит, пожалуй, братан. Лучше сутки скучать здесь, чем без берегов — в ящике.
— Наверное, ты прав, — кивнул Степан. — Наверное, прав. Отец не звонил?
— Нет. Не до нас там сейчас, Степ. Мы в безопасности, а ему из-под «пера» сегодня уходить придется, — улыбнулся чуть заметно Челнок.
Он понял спокойствие и покладистость Степана по-своему. В критической ситуации люди на многое начинают смотреть иначе.
— Ладно, — Степан потянулся. — Пойду по дому пошляюсь, клопов погоняю. Хоть какое-то развлечение. Да, слушай, ствол у тебя есть?
— А ты не видишь? — Челнок хлопнул ладонью по кожуху автомата.
— Не, не этот. Пистолет есть? Для меня. Вдруг волки нагрянут? Вы биться будете, а я за печкой сидеть?
— А где ты тут печку нашел? — усмехнулся Челнок, но полез за пазуху, выудил из наплечной кобуры «ТТ». — Ты волыну-то реально в руках держал раньше?
— А то нет?
— Ну, тогда бери, пользуй. Но если менты прорисуются — бросай на пол. А еще лучше — в окно. И в полную несознанку, как бы ни кололи. Ты про ствол этот знать ничего не знаешь и в глаза его реально никогда не видел. Признаешься — мало дадут, не признаешься — вообще ничего не дадут. Понял?
— Понял, не дурак, — Степан принял ствол, покрутил в руках, сунул за ремень, под куртку. — Не заметно?
— А какая разница? — искренне удивился Челнок. — Ты же не на прогулку с ним собираешься. — Он прищурился. — Слышь, малой, а ты часом не косяки ли пороть намылился, а? Что-то мне глаза твои не нравятся.
— Да ты чего? — искренне возмутился Степан. — Я что, совсем без понятий, что ли? На всю башку ушибленный?
— Ты смотри у меня, малой. Замечу чего — уши оторву. Имей в виду.
— Уже имею.
— Молодец. Шустро рубишь.
Челнок пошел к двери, на пороге повернулся, сказать чего-то хотел, да не сказал. Вышел.
Степан вышел следом, постоял, прислушался, откуда доносится стук Светланиных каблуков. Вроде со второго? Точно, со второго. Он быстро взбежал по лестнице, заглянул в одну комнатку, во вторую.
Светлана просто ходила, сложив руки на груди. Мотала круги, коротала время. Увидев пасынка, остановилась, взглянула удивленно.
— Степан?
— Тихо, — он прижал палец к губам. — У тебя лаве есть?
— Лаве?
— Ну, деньги есть у тебя?
— Есть, — Светлана сняла с плеча сумочку. Но смотрела непонимающе. — Что-нибудь случилось?
— Да ничего не случилось. Нормально все.
— Сколько тебе нужно?
— Баксов триста. Лучше, если больше.
— Сейчас посмотрю. По-моему, есть у меня… А зачем тебе, ты можешь сказать?
Она выудила из сумочки красивый кожаный бумажник, открыла, достала несколько стодолларовых купюр, тоненькую стопочку пятисотрублевок. Среди них затесалось несколько сотенных и даже пара полтинников. Степан выхватил из ее рук деньги, сложил, запихнул в карман джинсов.
— Постой, — встревожилась Светлана. — Ты что задумал?
— Тихо, — прошипел страшно Степан. Рванул из-за пояса пистолет. — Блин, заорешь еще раз, завалю!
— Степка, ты с ума сошел! Отдай пистолет!
— Да иди ты, — Степан попятился к выходу, держа Светлану на мушке. — Шалава…
— Идиот, — вдруг резко сказала она. — Придурок малолетний. Засранец дешевый. Эгоист. Ни о ком не думаешь, кроме себя. Ну ладно, на меня тебе плевать. Пусть. Но ты же отца подставишь, дебил. Людей его подставишь, себя подставишь!
Степан нырнул в коридор, в два прыжка оказался у лестницы, скатился по ступеням. Челнок уже стоял, повернувшись полубоком, вскинув автомат к плечу. Увидев Степана, сплюнул.
— Бес оглашенный. Я же тебя чуть не завалил. Ты куда так вваливаешь-то, малой?
— Брат, подперло! — заорал Степан, прыгая по грядкам, как австралийский кенгуру.
— А-а, — понимающе мотнул головой Челнок и засмеялся. — Небось молоко-то с огурцами трескал? Смотри ствол в парашу не урони! Сам доставать полезешь!
И в эту секунду на крыльцо выбежала Светлана.
— Остановите его кто-нибудь! — крикнула она. — Степка, стой!
Челнок прищурился. Он сразу все понял, скинул автомат, сунул его Светлане.
— Держи! Не дай божок, срисует кто. Вот баклан, — досадливо бормотнул он, скатываясь с крыльца. — А ну, стоять, малой!!! — гаркнул уже на бегу. — Стоять, тебе говорят!
А Степан летел к забору, сгнившему, почти завалившемуся на пашню штакетнику, оскальзываясь в грязи, чувствуя, как кровь приливает к ушам и те становятся огромными, будто японские зонтики. Штакетник придвигался рывками. Десять шагов, а потом сразу три, потом один. Степан ухватился за край, не прыгнул — толкнул. Заборчик повалился хлипко, как раненый солдат-новобранец.
