Принеся стаканы, он налил воды и раздал их всем троим.
— Думаю на ночь надо хоть как-то дверь укрепить, — сказал десантник. — Пошли, поможешь, — обратился он к старику, — я у тебя там старые шкафы видел, долго они не выдержат, но несколько секунд нам дадут.
Они вышли, и вскоре из коридора послышался скрип сдвигаемой мебели.
Нати принесла полотенца, помогла умыться Асу и начала обрабатывать его раны. У нее это здорово получалось.
— Где ты этому научилась? — спросила Лима.
— Да мы с братьями на ферме… — начала, было, девочка, но осеклась и с преувеличенным усердием взялась за обработку ран.
Лима поняла, что она хотела сказать.
На клон-фермах нередко использовали в качестве исходников свой генный материал… или своих детей. Для этого-то и требовалась всего лишь капля крови, а детям не было никакого вреда, но клон… это была полная копия того же возраста, той же комплекции, с тем же цветом глаз и волос и… с теми же воспоминаниями. Для них старая жизнь заканчивалась в кабинете, где у них брали кровь, а новая начиналась в клон-отстойниках, где реальность обрушивалась на них, ничего не понимающих, вопрошающих, как они там оказались, почему они одни и где их родители. Большинство сами догадывались, но некоторые так и не осознавали своей «вторичности», но и те, и другие невыносимо переживали.
Лима заметила, как Нати смахнула кроткую слезу. Какая-то струна в ее душе была задета, но слишком слабо, чтобы перебороть укоренившуюся неприязнь к клонам. Лима считала их недолюдьми, почти не отличающимися от киборгов, такими же искусственными и ненавидящими людей их создавших.
Лима сняла доспехи, разделась по пояс, склонившись над умывальником, слегка ополоснулась и умылась. Когда вошли Сэм со старьевщиком, она уже надела рубаху.
Девушка подошла к Асу, глаза его были закрыты, а грудь ровно поднималась — он спал. Организм требовал восстановления сил.
— Старик, у тебя есть что постелить? Я и Сэм ляжем спать там. — Она кивком показала на дверь в торговую часть лавки.
— Есть. Сейчас Нати принесет.
— Хорошо, — сказала она потом Сэму. — Надо выспаться и утром все обдумаем на свежую голову.
— Ладно, — согласился десантник.
— А ты, — Лима повернулась к старику, — получишь свою историю завтра.
Сказав это, она взяла копье и вышла из комнаты. Почему-то она была очень зла. Лима злилась на слезы девочки-клона, на сдержанность старьевщика, на себя саму, и поняла, что просто очень устала.
Нати вынесла несколько одеял, расстелила два рядом
— Нет, — остановила ее Лима, — одно туда.
Она указала на место рядом с забаррикадированным коридором.
Капитан вышел через несколько минут, после того как Лима легла на свое одеяло.
Он тоже устроился и погасил свет.
— Надо дежурить, нас наверняка ищут. Мы наделали слишком много шума, чтобы спокойно спать, пусть даже про то, что мы здесь, никто не знает, — сказал капитан.
— Вряд ли нам что-то грозит этой ночью, — ответила Лима, — но ты прав, хотя выспаться было бы очень неплохо.
Дверь из внутренней комнаты открылась, высветив полосу на полу, и вошла Нати.
— Можно я с вами, — робко спросила она.
— Конечно, — сказал десантник.
— Спасибо, — обрадовалась девочка и быстро постелила одеяло недалеко от него.
Лима ничего не сказала.
— Вам отдохнуть надо, вы спите, а я покараулю, — предложила Нати, словно слышала их разговор.
— Ты?! — переспросила Охотница.
— Да! Я не усну, я не подведу вас.
Капитан молчал, оставив право решать за Лимой. «Почему бы и нет?!».
— Хорошо, — согласилась она и отвернулась
Время медленно тянулось, организм требовал отдыха, но адреналин в крови никак не давал уснуть. Лима слышала, как ворочается капитан.
Неожиданно она спросила у него:
— А у вас поют песни?
Капитан добродушно усмехнулся в темноте.
— Конечно.
— А о чем они?
Сэм помолчал, не зная как ответить.
— Да о разном. О жизни в основном, — снова помолчал. — Иногда о грустном, чаще о красивом, о любви, о смерти.
— О смерти? — переспросила Лима.
— Ну да…
— А разве смерть может быть красивой? — спросила Нати.
Капитан не нашелся что ответить.
Бывали моменты, когда он думал о том, что когда-нибудь умрет. И хотел, чтобы это было не просто так, от старости, ему не хотелось быть стариком, но вот может ли смерть быть красивой, он не задумывался?
— Спой какую-нибудь, — неожиданно попросила Лима.
— Какую? — Сэм хмыкнул. — Я и не помню ни одной. А ведь действительно, казалось бы — столько знаешь песен, вот они вертятся на языке, а спеть не можешь, только какие-то обрывки фраз, части припевов.
— Что совсем ни одной? Тебе не нравятся песни?
— Нравятся, просто я не запоминаю их. Я их просто слушаю, к тому же последнее время не часто. И так чтобы спеть…
Сэм задумался.
— Хотя подождите! Зик на последнем ужине в кают-компании пел одну. Мелодию я, конечно, не воспроизведу, на гитаре он играет немного хуже, чем поет, — Сэм заулыбался в темноте, — но вот слова я, кажется, запомнил.
Он подумал о Зике, как он там сейчас, что происходит на плацдарме? Но сейчас он ничем не мог ему помочь и, вздохнув, начал даже не петь, а просто говорить:
Капли крови искрятся рубином
Под лучами чужого солнца.
Твой скафандр — твоя могила
В гермошлеме зияют дыры.
Капли крови кристаллами льются,
Звезды смотрят тебе в спину.
Ты не первый и не последний,
На алтарь бога Марса кинут.
Капитан вздохнул, собираясь с мыслями, Лима и Нати ждали не перебивая.
Раньше были мечи и луки,
Им на смену пришел порох.
Но и в эру прыжков к звездам
Дух войны хладнокровия полон.
И опять одеваются латы,
И оружие готовится к бою.
Чтоб другим донести свою веру,
На щитах кресты ставя кровью.
Только звезды — холодные искры —
Равнодушно взирают на бойню.
Только звездного ветра порывы
Над обломками веют спокойно.[1]
