Мессина, наше время
Лариса проснулась от нестерпимо яркого света, который бил ей в глаза. Она встала с постели и подошла к окну. В небе, задрав рога вверх, висел огромный месяц. Словно небесный Телец взирал из своих звездных чертогов на бренную землю.
Лариса вздрогнула и похолодела. Она обернулась и увидела спящего на кровати мужчину. Незнакомец был ниже Рената, но так же хорошо сложен и по-своему красив. Чистый лоб, обрамляющая лицо темная бородка, чувственные губы.
«Я – Франческа! – сообразила она. – А этот мужчина – мой муж Марио!»
Лариса переживала «раздвоение личности», к которому начинала привыкать. Это состояние больше не пугало ее. Она погружалась в сон и оказывалась в другой жизни. Иногда это происходило наяву, но смутно и кратковременно.
«Прощупать ситуацию можно изнутри, – говаривал Вернер. – Попрактикуйтесь и убедитесь в моей правоте».
Засыпая, Лариса думала о Франческе. Теперь она ощущает себя пылкой молодой сицилийкой, которая вышла замуж не по любви. Поздно жалеть о том, чего не вернешь. Поздно каяться! Поздно мечтать о том, что не сбудется. Пусть в ее сердце – другой мужчина, зато она родила ребенка, и у этого ребенка есть отец. Она хотела уйти из жизни, но сберегла себя для младенца, который ни в чем не виноват. Ради него она готова терпеть нелюбимого мужа. Землетрясение разрушило не только Мессину, но и судьбу Франчески. Странно, что до катастрофы она любила Марио. А после – как отрезало. Разлюбив, она все-таки стала его женой. Грех или не грех совокупляться без душевного трепета, просто выполнять супружеский долг?
Месяц за окном внушал ей страх. Она всего боялась. Божьей кары, людского суда, ночных кошмаров, тоски по белокурому мичману. Побег в Россию дался ей нелегко, а возвращаться было еще труднее. Жорж предал ее, следом за матерью-графиней склонял ее к аборту. Лучше бы она погибла под завалами! Зачем он спасал ее, чтобы потом убить?
Без Брасова Франческа не чувствовала себя живой. Да, в ней теплилась надежда на счастье, но уже не свое – ребенка. Марио простил ей измену, души в ней не чаял, а она… подлая неблагодарная тварь!
Месяц словно поддел ее на рога, пронзил насквозь. Она истекала кровью, сжимала зубы от боли. Мальчик, которого Марио признал своим, с каждым днем все больше походил на русского графа. Глядя на него, Франческа не могла сдержать слез. Не дай бог, с малышом что-нибудь случится! Стоило ему чихнуть или пожаловаться на животик, она сходила с ума от страха.
По ночам, после немилых объятий мужа, она забывалась тревожным сном. Ее преследовал перестук колес, запах дыма и тошнотворное покачивание. Каждый раз кошмар заканчивался одним и тем же – черное жерло горы дышало туманом, наползающим на Франческу, заглатывающим ее, как удав заглатывает свою добычу…
Она просыпалась с криком ужаса. Будила Марио. Тот успокаивал ее, поил водой и обещал защитить от любой опасности. Франческа ему не верила.
– Где ты был, когда обрушился город? С родителями в Риме?
– Простишь ли ты меня когда-нибудь? Ведь я простил…
Ей с самого начала не надо было становиться невестой Марио. Не надо было слушать его любовные признания… читать монастырские хроники из собрания семьи Саджино…
Она силилась вспомнить, зачем в то роковое утро встала ни свет ни заря, накинула домашнее платье и отправилась в библиотеку…
Лариса внезапно проснулась, – теперь по-настоящему, – и села на кровати, озираясь по сторонам. Сквозь жалюзи в гостиничный номер пробивалось солнце. На тумбочке стояла бутылка воды и ваза с виноградом. Ренат сел рядом и взял ее за руку.
– Мне снилась Франческа…
– Я догадался.
– Тебе удалось поспать? – спросила она, вспомнив Антонио, петлю в сарае и причитания Розы.
– Немного. Я справлялся о самочувствии нашего соглядатая. Лежит в постели, отвернувшись к стене, и молчит. Он боится нас с тобой, боится своего босса, боится собственной жены.
– Ему не позавидуешь…
– А как Франческа? Тебе удалось понять, что такого было в рукописи, которую похитил Брасов?
– Скоро это выяснится. Гораздо больше меня интересует другое…
* * *
Тереза сидела в кресле и разговаривала по телефону с адвокатской конторой. Горе горем, а дела насущные никто не отменял.
– Мне пора возвращаться в Рим, – сказала она сестре, кладя трубку. – Меня ждут на работе. Клиенты нервничают. Мой отпуск затянулся.
– А как же я?
– Поедем вместе. Тебе нельзя оставаться здесь одной.
– В Риме мы живем в разных квартирах, на разных улицах.
– Переедешь ко мне. Это решено.
– Думаешь, вдвоем нам будет не так страшно?
– Что ты заладила со своим страхом? – рассердилась Тереза. – Мама всю жизнь боялась, и ей это не помогло!
Кармела, стоя у мольберта и подправляя неудачный морской пейзаж, повернулась и заявила:
– Кладбище – не то место, где я хотела бы оказаться в ближайшее время.
– Что ты предлагаешь?
– Послушай… неужели отец ни разу не говорил с тобой о том, что… Вы были так близки! Я порой даже обижалась на вас. Я ревновала! Вы часто уединялись в его кабинете, а меня туда не пускали. По-моему, пришло время раскрывать карты.
– Родители оберегали тебя, потому и молчали.
Кармела бросила кисть и с воинственным видом уперлась руками в бока.
– От чего оберегали? От прошлого? И каков результат? Они в могиле, а мы под ударом!
– Чего ты добиваешься?
– Правды! Мне надоело быть слепым котенком! Я уже не маленькая глупышка, которой нельзя доверить семейную тайну. Я выросла! Я должна знать, за что меня хотят убить.
Тереза терла пальцами виски. У нее разболелась голова. Неразрешимая проблема придвинулась слишком близко. Если бы не землетрясение, не шальная любовь молодого Саджино к невесте-изменнице…
– Папа обещал рассказать мне кое-что, – призналась она. – Но он не успел. На Рождество мы долго сидели с ним в кабинете, болтали. Он выглядел усталым, измученным. Жаловался на бессонницу.
– Ему снились кошмары! Ольга обмолвилась, что он кричал во сне. Отец делился с тобой своими переживаниями. Я не верю, что тебе ничего не известно.
– Маму он щадил, а я была его слушательницей. Ему хотелось облегчить душу. Разумеется, он не посвящал меня в суть проблемы. Говорил обиняками, ходил вокруг да около. Намеки, оговорки – вот все, что доставалось мне для анализа. Я много размышляла над его словами…
