– Наверное?
– Ну да, – пожимает плечами Доунер и рассказывает о том, как жил четыре месяца в племени дикарей.
– И вы так просто смогли оставить ту женщину? – спрашивает Ивен.
– Считайте, что это тоже будет мой призрак, – улыбается Доунер. – Призрак жены, жизни, воспоминаний…
* * *
– Здесь у нас свои законы, – говорит Риллик.
– Конечно, – согласно кивает Доунер. – И я здесь вовсе не для того, чтобы заставить вас что-то менять. Мне нужен лишь робот.
– Этот робот чуть не разорил меня! – в сердцах кричит Риллик. Чернокожая женщина, следовавшая за ним, как верный пес, трусливо вздрагивает.
– Это ваша жена? – спрашивает Доунер.
– Я знаю вашу историю, – улыбается Риллик. – Если желаете, то за определенную плату мои люди могут найти вашего ребенка и его мать.
– Думаете, это возможно?
– В Свободных Границах возможно все! – Риллик улыбается. Подзывает к себе одну из жен и гладит ее черный плоский живот. – Они удивительные, верно? Стоит попробовать их покорность хоть раз – и это уже невозможно забыть.
– Они считали меня богом, – говорит Доунер.
– Богом?! – Риллик хохочет. – И каково это?
– Необычно, – пожимает плечами Доунер.
– Скоро я буду баллотироваться в парламент, – говорит Риллик. – И если мне повезет, то первое, что я сделаю, так это отменю закон о запрете торговли дикарями. По-моему, мало кто откажется обладать такой женщиной. Только представьте: верная и покорная рабыня, преданная вам настолько сильно, что не задумываясь пожертвует свою жизнь, лишь бы спасти вас!
– Я буду голосовать против, – говорит Доунер.
– Понравилось быть богом? – подмигивает Риллик. – Если хотите, то за умеренную плату я смогу устроить вам жизнь бога прямо здесь. – Он запускает руку под набедренную повязку чернокожей женщины. – Я иногда тоже балую себя чем-то подобным. Незабываемое чувство, признаюсь я вам!
* * *
– Вот уж кого не ждала, так не ждала, – призналась Лейла.
– Я прилетел не за тобой, – сказал Доунер.
– Вот как?! – белые брови поползли вверх. – А я уж обрадовалась.
– Кейну нужен робот.
– Я знаю. Брат позвонил и рассказал мне.
– Ну так и где он?
– В земле.
– Что значит «в земле»? Вы что, хороните киндридов?
– Не мы, – Лейла показала на Тобо. – Этим дикарям сложно что-то объяснять.
– Не думал, что здесь их слово что-то значит.
– Не их, а ее.
– Понятно, – Доунер смотрел на молодую дикарку. – И давно у тебя сменились приоритеты? – спросил он Лейлу.
– Сразу, как только перестала позволять тушить сигареты о свои руки.
– Я думал, тебе это нравится.
– Ты думал и то, что мне нравится спать с тобой.
– А разве нет?
– Нет.
– Пусть будет так. Отдай мне робота, и я уйду.
– Зачем он вам?
– Не знаю.
– Ты никогда ничего не знаешь, верно?
– Всего лишь робот.
– А если я скажу «нет»?
– Не скажешь.
– Почему?
– Потому что это в ваших интересах. Не думаю, что ты или твой брат захотите, чтобы сюда пришли силовики Асквита.
– И ты готов зайти так далеко?
– А что меня остановит?
– Знаешь, – улыбнулась Лейла, – меня всегда поражало, с каким упорством такие мудаки, как ты, готовы портить людям жизнь. Вы как саранча, кочующая с поля на поле, уничтожая урожаи. И ей плевать на все, кроме своей природы. – Она позвала Тобо. – Дорогая, покажи этому мистеру насекомому, где ты похоронила того робота. – Тобо несогласно замотала головой. Лейла снова улыбнулась. – Видишь, Доунер. Она не хочет, а я не знаю. И ничто не заставит ее поменять свое решение. Даже смерть. Эти дикари, в отличие от нас, более почтительно относятся к своим мертвецам. И я сомневаюсь, что хоть один из них позволит тебе извлечь из земли того, кто уже похоронен. – Лейла повернула дикарку лицом к Доунеру. – Посмотри на нее и скажи, скольких из них ты готов убить, чтобы откопать гнилую железяку?
– Мне не нужен сам робот. Только его блок памяти.
– И зачем, если не секрет? Ах да, прости! Ты же никогда ничего не знаешь, – Лейла рассмеялась. – Не паникуй, Доунер. Я извлекаю из всех роботов блоки памяти, так что, думаю, сегодня ты получишь то, что хочешь. Вот только…
– Только – что? – нетерпеливо спросил Доунер.
– Скажи мне, там, с дикарями, за те четыре месяца, ты хоть раз пожалел, что прилетел сюда?
– Это имеет значение?
– Для меня нет, а вот для тебя… – Лейла снова рассмеялась.
– Чему ты радуешься? – проскрипел зубами Доунер.
– Тому, что шрамы не затягиваются! – продолжая смеяться, Лейла показала ему свои ладони. – Никогда не затягиваются! Уж я-то знаю об этом как никто другой! – ее лицо стало твердым, как камень. – И ты, надеюсь, теперь тоже узнаешь.
Доунер смотрел на Лейлу и думал, что когда-то она была совсем другой. Потом Кейн что-то сломал в ней, какой-то защитный блок, позволив безумию и гневу подчинить разум. Доунер вспомнил Квое. Эта женщина не нравилась ему, но она ведь была другом Белинджера. Сколько пройдет времени, прежде чем Кейн превратит ее в сплав ненависти и агрессии, как это случилось с Лейлой?
– Знаешь, что я сделаю, как только вернусь в цивилизованный мир? – спросил Доунер, вглядываясь Лейле в глаза.
– Подашь в отставку и вернешься к своей дикарке на нашей планете? – скривилась она.
– Нет. Расскажу о тебе последней любовнице Кейна… И всем, кто будет после нее.
Часть третья
Глава первая
Видишь, как расчесывает она свои волосы? Ничего не меняется. Для нее не меняется. Она примет любую историю, написанную тобой. Немного поплачет и примет. Люди всегда плачут, когда приходится расставаться с тем, что, казалось, будет принадлежать им вечно. А он, видишь? Лежит в кровати и смотрит куда угодно, только не на нее. Сквозь нее, на худой конец. Но она этого не видит. Она увлечена своими волосами, своими маленькими надеждами и мечтами. Знаешь, за что распяли Христа? Правильно, за правду. Люди не любят правды. Избегают правды… И снова он. Видишь, как устали его глаза? Верно. Он должен был умереть уже давно. В твоей истории должен. Но не умер. А ведь истории твои никогда не ошибаются. И теперь вместо счастья осталась лишь усталость. И дело вовсе не в той, на кого он не хочет смотреть. Дело в нем. В том, что он сам не знает, на что хочет смотреть. Все становится лишним, ненужным, пустым. И нет ему места в этом мире. И ни одна история не пересекается с его историей, потому что его история должна была закончиться в лифте. И все, что происходит с ним после, лишь портит безупречность других историй, написанных тобой. Перечеркивает их. Ломает стройность. И он чувствует это, но ничего не может понять…
