Вагнер слегка улыбнулся.
— Ты не очень-то его жалуешь, верно?
— А ты? — парировал Аллегро.
Вагнер улыбнулся шире.
— Не очень.
— Впрочем, у нас тут не конкурс личных симпатий, — сказал Аллегро.
— Деннисон, безусловно, тертый калач. Но, как говорится, всякий калач крошится. Рано или поздно.
Аллегро хрипло рассмеялся.
— Рано или поздно, говоришь? Ты это скажи Саре Розен. Думаю, для нее это будет утешением.
— Я поставил ее под круглосуточное наблюдение. — Вагнер чиркнул спичкой и зажег сигарету — аккурат под табличкой «Не курить», прибитой к стене.
Аллегро подошел к кофеварке, поморщился, увидев грязный сосуд с холодной кофейной гущей.
— Пожалуй, это единственное, что мы можем сделать в ожидании его следующей вылазки.
— Сара — крепкий орешек. — Вагнер выдержал паузу, лениво перебирая бумаги на своем столе. — В чем-то она очень похожа на свою сестру.
— Сумасбродка. Ничего общего с Мелани.
— Пожалуй, я не соглашусь с тобой. Забавно, но, впервые увидев Сару, я подумал о том, что они с доктором — полная противоположность. Прежде всего, внешне. Ну, и характером, конечно, тоже разные. Во всяком случае, Сара стремится быть непохожей на сестру. Пожалуй, чересчур усердствует в этом. И потому у нее такая мятежная душа. Доктор, напротив, всегда производила впечатление человека, который точно знает, что делает и зачем. Хладнокровная, трезвая, рассудительная.
— Пока что я не вижу сходства, — сурово заметил Аллегро.
— Да, мне кажется, что и Сара его не замечает. Она считает себя неудачницей, в то время как ее сестра достигла таких высот в жизни. Но Сара — удивительное создание. Во всяком случае, я не перестаю удивляться ей. Ну, скажем, когда ты думаешь, что она уже загнана в ловушку, ей каким-то чудом дается вывернуться и показать все, на что она способна. Может, она и не выйдет победителем, но без борьбы не сдастся.
Аллегро налил себе в чашку холодного, оставшегося с утра, кофейного суррогата.
— Когда я начинаю думать об обеих сестрах, меня посещает одна и та же мысль, — задумчиво произнес Вагнер.
— Что еще? — Аллегро положил полную ложку сахара в кофейное месиво, подумав о том, что было бы неплохо плеснуть туда же и немного виски.
— Не смейся, — сказал Вагнер, — но сформулировать я ее могу лишь так: каждая из них — яркая индивидуальность.
Аллегро удивленно повел бровью.
— Ты хочешь сказать, что они не дополняют друг друга?
Вагнер медленно кивнул головой, ухмыльнулся.
— Я ведь окончил философский курс в колледже. Что ты хочешь?
Аллегро вернулся к своему столу, глотнул приторного кофе, даже не заметив его ужасного вкуса. Он потянулся в папке с делом Ромео. Отыскал раздел «Жертвы» и принялся разглядывать фотографии, сделанные на месте убийств и сгруппированные на одной странице.
Дайана Корбетт, ставшая первой жертвой Ромео. 22 апреля. Ее фотография помещалась в правом верхнем углу страницы. Высокая, атлетического телосложения, юрист, специализировавшаяся на делах о банкротстве. Труп ее был обнаружен экономкой, с момента убийства прошло как минимум сорок восемь часов. Рядом помещалось фото Дженнифер Холл. Решительного вида блондинка, биржевой брокер, которую друзья в один голос характеризовали как энергичного и удачливого предпринимателя. Ее изуродованное тело обнаружил муж, моложе ее на десять лет. Он на день раньше вернулся из командировки в надежде преподнести жене сюрприз. Девятого июня Дженнифер Холл исполнялось тридцать. Так совпало, что этой дате суждено было быть дважды высеченной на могильной плите.
Фотография Карен Остин помещалась ниже, прямо под снимком Дайаны. Третья жертва Ромео, веснушчатая, рыжеволосая. Финансовый советник крупной компании с Юнион-сквер. Босс ее буквально боготворил. Только что она получила большое повышение по службе. Это событие на работе отмечали за два дня до убийства. 21 августа.
Следующей была Маргарет Энн Бэйнер — миловидная миниатюрная брюнетка, профессор социологии, убитая шестнадцатого сентября. На фотографии хорошо просматривался накрытый к ужину стол и на нем — хрустальные бокалы с вином, нетронутое блюдо жареной свинины. И заляпанный кровью нож, который она приготовила для нарезки мяса.
И, наконец, Мелани. Леденящий душу снимок, на котором отображено ее искромсанное тело, распростертое на залитом кровью светлом диване. Фото Мелани было единственным, на которое Аллегро не мог смотреть без содрогания.
Он захлопнул папку и мысленно обратился к событиям того февральского вечера, когда он посетил офис Мелани, чтобы обсудить с ней решение о госпитализации жены…
Он сидит в кресле напротив нее, намеренно закинув ногу на ногу, чтобы скрыть свое возбуждение, которое выдавала резко обозначившаяся выпуклость в паху.
— Вы будете навещать ее в клинике? — спрашивает она.
— Вообще-то я не планировал… мы ведь в разводе.
Мелани встает, выходит из-за стола, опирается на угол. Он волнуется еще больше, вдыхая цветочный аромат ее духов, глядя на ее красивые длинные ноги. Он чувствует, как напрягается его член. Возникает болезненное ощущение.
— Думаю, для вас обоих будет лучше, если вы воздержитесь от свиданий.
Он улыбается, испытывая облегчение от ее приговора. Теперь ему не придется терзать себя угрызениями совести. Он будет просто следовать совету врача.
Она улыбается в ответ. Как будто знает, о чем он думает. И не только в связи с Грейс.
— Вы голодны, Джон?
Мимолетный взгляд на него, по-прежнему с улыбкой. Он успевает его перехватить.
— Вообще-то я не сильна в кулинарии, но вы не будете разочарованы моей стряпней. Обещаю.
На лбу предательски выступают капли пота. Проклятье. Ну, говори же, что ты молчишь?
— Это что… кошер[5]?
— Вы еврей? — В ее вопросе легкая насмешка.
Он не может с уверенностью сказать, что стоит за ее предложением — возможно, это своего рода тест, и она хочет проверить, действительно ли он такой никудышный муж, каким представляется со слов жены.
Она не торопит его, стоит не шелохнувшись, словно позволяя ему обдумать линию поведения, но он чувствует, что в душе она уже торжествует победу.
Он следует за ней вверх по лестнице, втайне восторгаясь соблазнительным покачиванием ее бедер.
Она приглашает его в гостиную, приносит виски, даже не спрашивая, хочет ли он выпить. Она знает. Садится рядом с ним на диване, смотрит, как он осушает стакан одним долгим глотком. Потом забирает у него стакан.
