Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Несколько раз он натыкался на трупы. Но он не смотрел вниз и не знал, свои это или немцы, а шатаясь, как пьяный, и мало что понимая, все шел по траншее в ту сторону, где утром оставил роты и где был его батальон.
Его остановил радостный вскрик сзади, и он, не поняв, в чем дело, испуганно отпрянул, схватившись за ствол автомата.
– Едрит твои лапти, комбат! – вдруг басом прогудело вверху. Он остолбенело откинулся к стенке, чтобы не упасть, привалился плечом к бровке траншеи, в которую, обрушив сухой пласт земли, ввалился старший лейтенант Кизевич. – Комбат! – почти закричал он и неуклюже облапил его своими длинными руками в меховых варежках. – Живой, значит?
– Я? – не сразу найдясь, переспросил Волошин.
– Ты, кто же! А мы уже вас похоронили. Как увидели, что вас немцы жарят...
– Ты? А рота? – с трудом оправляясь от удушья, слабым голосом проговорил Волошин и закашлялся.
– Вон рота. Слышь, немцев погнала. С тылу зашли, понимаешь? Пуля что: пуля дура – штык молодец! – засмеялся командир роты, и Волошин подумал, какой все-таки молодец у него командир девятой и как он прежде не мог заметить этого. Повернув голову, он вслушивался левым ухом в редеющую автоматно-винтовочную пальбу за высотой и, кажется, впервые поверил в свое спасение.
– Эй, товарищ комроты! – сдавленно крикнул кто-то из бойцов на бруствере. – Вон бежать!
– Кто? – встревоженно выглянул из траншеи Кизевич.
– Немцы бежать!
– А ты что? Бей их! Бей, чего смотришь! Команду тебе надо, что ли?
Боец ударил из карабина, а Кизевич присел в траншее и подрагивающими от возбуждения руками начал вертеть цигарку. Ветер выдувал махорку, старший лейтенант большими пальцами едва удерживал ее на обрывке газеты.
– Однако ты вовремя. Еще бы пару минут и... – превозмогая саднящую боль в груди, проговорил Волошин.
– Хе, вовремя! За это генерала благодари. Нагрянул на КП и попер. Всех! Так шуганул, что откуда и сила взялась. Сам не ожидал. И всего трое раненых.
– Генерал? Вот как...
– Ну.
Пониже опустившись в траншее, Кизевич торопливо прикурил от зажигалки-патрона и, жадно затянувшись, поднялся. За высотой разгоралась перестрелка, и комроты внимательно посмотрел через бруствер. Медленно отходя от пережитого, Волошин не сводил глаз со своего бывшего ротного, и Кизевич вдруг спохватился:
– Да, новость! Гунька-то комдив отстранил. Теперь полком Миненко командует.
– Это хорошо, это хорошо, – рассеянно повторял Волошин, охваченный новым строем мыслей и чувств. Что-то явно поворачивало в лучшую сторону, вот только радости от этого пока что было немного.
– А Маркин живой? – спросил Кизевич и, вдруг заторопившись, вогнал в автомат новый магазин-рожок.
– Маркин живой. Там, в блиндаже, повыше, – кивнул Волошин.
– Ну я – доложить. Комбат все-таки...
– Конечно, конечно, – понимающе согласился Волошин и посторонился, пропуская комроты-девять.
Глава двадцатая
Было тихо.
Как и прошлой ночью, в студеной темноте пронизывающе дул ветер и жал крепкий морозец. Огневой бой, неистово громыхавший весь день, постепенно затих, немцев вытеснили из совхоза и каким-то чудом выбили с высоты, верхушка которой черным покатым горбом вырисовывалась совсем рядом на фоне чуть-чуть светлеющего закрайка неба. Порой из-за этого горба взмывали огненные рои пуль и, уходя над головой в беззвездное небо, постепенно затухали вдали. Мгновение спустя доносился густой пулеметный рокот М Г, – отойдя за совхоз, немцы огрызались. Роты за высотой молчали.
Волошин хоронил убитых.
Трое легкораненых и два бойца из комендантского взвода сносили их со склонов высоты к отростку траншеи, где гаубичный снаряд вырыл днем вместительную воронку. Воронку наскоро углубили, зачистили стены, и получилась могила. Не очень, правда, аккуратная, зато на хорошем месте, с широким обзором в тыл – на болото и пригорок со вчерашним КП. Немецкие очереди сюда не залетали, и ничто уже не тревожило отрешенный покой убитых.
Волошин помогал бойцам вытаскивать погибших из обрушенной гранатами, залитой кровью траншеи, натревожил руку, и теперь она разболелась вся, от кисти до плеча – наверно, рана все-таки оказалась серьезнее, чем он предположил вначале. Капитан стоял на куче свеженакопанной земли у могилы. Ниже, на разостланных немецких одеялах, в ряд лежали убитые. Крайним отсюда он положил вынесенного из траншеи лейтенанта Круглова в густо окровавленной и уже схваченной морозом суконной гимнастерке. Иссеченный пулями полушубок комсорга Волошин накинул на себя – от потери крови и пережитого его пробирала стужа. Один боец снимал с убитых шинели, вынимал из карманов документы, которые складывал на брошенную у ног плащ-палатку. Волошин молчал, скорбно переживая недавнее; всем у могилы деловито распоряжался Гутман. После смещения Волошина Гутман, чтобы не идти к Маркину, убежал в девятую, где по собственной инициативе возглавил взвод новичков из пополнения. При атаке на высоту «Большую» его ранило осколком гранаты в шею. Маркина с простреленной голенью отправили в тыл.
Молчаливый боец из новеньких подравнивал дно могилы, в которую предстояло опустить убитых.
– Раз, два, три, четыре, пять... Итого восемнадцать, – сосчитал неподвижные тела Гутман и заглянул в воронку. – Маловата, холера, надо расширить. Вот еще волокут...
Волошин с кучи земли сошел вниз – в темноте видно было, как два бойца за руки и за ноги несли провисшее до земли тело, которое устало опустили на стерню возле мертвой шеренги – на одеялах места для всех не хватало. Волошин наклонился над мертвенно-успокоенным лицом, на секунду блеснув потускневшим лучом фонарика, да так и застыл, пригнувшись.
– Вера?
– Ну, – тяжело отсапываясь, сказал боец. – Там, на спирали, лежала. Зацепилась – насилу выпутали.
«Вот так оно и бывает, – покаянно подумал он, расслабленно выпрямляясь. – Не хватило настойчивости вовремя отправить из батальона, теперь пожалуйста – закапывай в землю...» Где-то в середине ряда лежал с простреленной головой Самохин, здесь же ляжет и Вера, его фронтовая любовь, невенчанная жена ротного. И с ними остается так и не рожденный третий.
Сглотнув застрявший в горле комок, Волошин отошел в сторонку, рассеянно глядя, как бойцы, немного отдышавшись, опять пошли в темень. Каждый раз он ждал и боялся, что следующим они принесут Иванова. Но Иванова пока что не было. Не было его и в воронке, где его днем оставил Волошин. Возможно, командира батареи все-таки успели отправить в тыл, после ранения его никто здесь не видел.
Вскоре бойцы принесли кого-то еще, сняли подсумки, шинель, вынули из гимнастерки документы, которые передали Волошину. Развернув новенькую, обернутую газеткой красноармейскую книжку, он повел по ней слабым пятном из фонарика и прочитал фамилию: Гайнатулин. «Вот и еще один знакомец, – подумал капитан, – значит, не минула и его немецкая пуля. Немного же пришлось тебе испытать этой войны, дорогой боец, хотя и испытал ты ее полной мерой. За один день пережил столько всего, от трусости до геройства, а как погиб – неизвестно».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
