На вокзале встретил нас энергичный Ваничкин. Сказал, что все в порядке. Практически со всеми он договорился. Охрана за три ящика водки пропустит телевизионную бригаду через КПП на стартовую площадку. Там позволят снять монтажно-испытательный корпус и сборку ракеты. Ночью планируется нанесение рекламы на «изделие». В запасе у художников семь-восемь часов, не больше.
— Картинки привез?
Я достал из папки договоры на размещение рекламы и прикрепленные к ним логотипы компаний. Почти все они были напечатаны на цветных принтерах и выглядели довольно симпатично. Приложил мешок с логотипом банка. Общее впечатление смазывала реклама водки «Черная смерть» с черепом и костями. Ваничкин скривился:
— Могут быть проблемы. Плохой знак. Как бы не грохнулось изделие с таким рисуночком. Там, — он прижал фуражку рукой и посмотрел в небо, — могут не одобрить. Кроме того, запускаем интеркосмос.
— Это что значит?
— Иностранцы могут не понять. Вот что значит. Их человек двадцать приехало. Монтируют спутник. Ладно, херня война — главное маневры, — сказал Ваничкин. — Прорвемся. Сейчас — в гостиницу. Двести сорок минут на сон.
Он посмотрел на часы: — Заметьте — «Ракета». Могу достать по дешевке.
Вся наша группа показала Ваничкину запястья с часами «Ракета», купленными у него еще в прошлый приезд. Ваничкин стукнул себя по голове:
— Забыл. Вперед шагом марш! До восьми поспите. Потом завтрак — и на площадку. Рекомендую всем тепло одеться. Ехать километров сорок, не меньше.
Поспать в номерах так и не удалось. Дощатые перегородки обветшавшей гостиницы легко транслировали даже негромкий шепот. Только легли на скрипучие металлические койки, как в соседнем номере громко хлопнула дверь. Стены нашей комнаты гулко задрожали. Отчетливо послышались шаги. Пара бутылок со специфическим звуком водружена на стол.
— Еще пить будешь? — спросил низкий мужской голос.
— Буду, — просто и без жеманства ответил женский. Послышалось бульканье и отвратительный скрип железа. Кто- то сел на солдатскую койку.
— Вот консервы — закусывай.
Недолгая пауза — и опять бульканье в стакане.
— Еще?
— Нет, больше не хочу, — просто и без раздумий ответила девушка. (Может, это была зрелая женщина. Но постояльцам в соседних номерах представлялось, что это именно девушка, молодая и красивая.)
— Я буду, — сказал кто-то из соседнего номера. Девушка поперхнулась и закашлялась.
— А ты вообще спи, — крикнул ее ухажер.
— Кто это? — испуганно спросила девушка.
— Да так. Не обращай внимания.
— Здесь все так слышно…
— Это они на запах проснулись.
— Так точно, на запах, — подтвердил голос. — Калинин, шнапс остался? Занеси полбанки.
— Заткнитесь, придурки, — самим мало.
В диалоге нескольких комнат возникла пауза.
— Ты обещал рассказать про ракеты, — начала девушка.
В соседних комнатах прыснули, давясь от смеха.
— Ладно. Отбой, — глухо сказал Калинин. Через минуту щелкнул выключатель. Послышался скрип. Кто-то наткнулся на стул в темноте. Под тяжестью тел жалобно застонали пружины.
— Ну, давай. Что ты. Ну что ты, — шептал Калинин.
— Тихо, нас слышат.
— Калинин, не приставай к девушке, — послышался чей-то голос. — Лучше расскажи ей про ракеты.
— Да, — поддержали соседи, — про три космических скорости. А то налил девушке стакан водки и думает, что теперь ему все позволено.
— А он ничего такого не делает, — заступилась за Калинина девушка.
— И не сделает, — сказал кто-то, проходя по коридору. — Куда ему. Лучше приходите к нам в тридцать седьмой номер.
Сразу же в нескольких комнатах громко заржали.
— Спите, придурки, — крикнул Калинин. — И это Военно-космические силы? Позор!
— Вот именно, — обиженно поддакивала девушка. — Такие же дураки, как в нашем леспромхозе.
Утром перед отъездом на стартовую площадку возникла заминка. Еще до первого КПП наш автобус догнала и остановила патрульная машина. На ступеньку запрыгнул лейтенант. Подозрительно осмотрел разношерстную публику. В салоне: инженеры, ученые из дружественных стран, несколько военных, столичные журналисты.
— Здесь группа военной кинохроники?
— Так точно.
— На выход.
Оказалось, группа кинохроники нарушила строгие правила. Для них не отменяли особую инструкцию:
— Вам надо пройти специальный контроль и опечатать пленку, ввезенную для съемок, — объяснил лейтенант.
Группа возмутилась.
— Не беспокойтесь. Сегодня же пленку специальной машиной доставят на старт и выдадут на месте. Порядок есть порядок, — сказал лейтенант. — А это кто такие? — спросил он водителя.
— Иностранцы.
— Ученые?
— Интьеркосмос, — с акцентом сказал кто-то.
— Они наши. Из соцлагеря, — объяснил Ваничкин. — Понимают по-русски.
— Вижу, что наши. Welcome! Эй, кинохроники, — прикрикнул лейтенант, — мне ждать некогда. С пленкой на выход. Режимный объект, — извинился он перед иностранцами.
Те улыбнулись.
Мы перемигнулись с оператором. В наших кофрах был десяток получасовых кассет Sony Betacam. При желании на них можно было снять тайны всех космодромов планеты.
— Вы кто такие?
— Съемочная группа из областного ТВ. Наши ребята, — сказал Ваничкин и добавил с нажимом: — Проверенные.
— Кинопленка имеется?
— Боже упаси, — ответил Глебыч, — на кинопленку не снимаем.
Действительно, мы уже лет пять пользовались видеокамерами. Но про них в старой инструкции ничего не говорилось. Лейтенант про видео и не спрашивал.
Наконец кинопленку вынесли, сосчитали, опечатали и погрузили в УАЗ. Злые киношники вернулись в автобус. Тронулись.
В пазике становилось все холодней. Дверь плотно не закрывалась. Ледяной ветер дул сквозь оконные щели. Лица ученых дружественных стран выражали перманентное страдание. Одеты они были легко и щеголевато — береты, демисезонные пальто, ботинки не по нашим морозам. Зарубежная интеллигенция гибла в салоне молча, без ропота, обреченно, разделяя участь многих здешних научных специалистов.
Больше других возмущались два подполковника из Генштаба. Когда пересчитывали кассеты с пленкой, они предложили высадить киношников, а самим продолжить движение.
— Куда я их дену? — резонно спрашивал лейтенант. — В УАЗе мест нет, а на улице минус двадцать.
— Отняли пленку, заберите и людей, — не унимались подполковники.
