Полная решимости обелить Пуки, Минк села за письменный стол и принялась обдумывать собственный список подозреваемых. В него вошли ее новые друзья, о чем она сожалела, ибо те ей нравились. Леди Монфор-Бебб никогда не таила своей антипатии к генералу, которого раздражала ее игра на фортепиано. Но могло ли одно это послужить причиной его отравления или за этим крылось что-то еще? Затем шла леди Беатрис, чьих голубей якобы убил генерал Бэгшот. Дошли ли до нее эти слухи еще до пикника? Леди Беатрис уронила вилку и ушла, как только об этом было упомянуто. Но не было ли это уловкой, чтобы отвести от себя подозрение? Леди Бессингтон тоже не скрывала своей неприязни к генералу после того, как тот рассказал ей, что ударил одного из своих слуг, и обидно раскритиковал убранство ее комнат. Не было ли у графини некоего мотива, о котором Минк не знала?
И все-таки, если кто-то из них преступник, как им удалось отравить пирог с голубятиной, который и послужил причиной смерти генерала? Разве Пуки не была дома весь день? И почему у нее в шляпной коробке оказалась мухоловная бумага? Принцесса спрашивала об этом Пуки дважды, и каждый раз та замолкала, внезапно вспоминала о неотложной работе в соседней комнате и решительно закрывала за собой дверь. Если бы Минк не знала свою служанку, как никто другой, – даже она могла бы ее заподозрить. Пришло время для Пуки ответить на кое-какие вопросы.
Минк позвонила в колокольчик, и индианка тут же появилась на пороге. С тех пор как Гаппи обнаружил содержимое ее шляпной коробки, она превратилась в прямо-таки образцовую служанку. Никаких колких замечаний насчет лишних расходов, напоминаний о том, что нужно заняться почтой, и ни одного анекдота, принесенного от торговца маслом. Вместо этого она молчаливо занималась работой по дому и, опустив голову, натирала, где и так уже блестело, смахивала пыль, где ее уже не было, и подметала, где уже было убрано. Когда принцесса спрашивала, как она себя чувствует, Пуки отвечала, что у нее болит горло.
– Не закроешь ли окно? – попросила Минк. – Шум из лабиринта просто невыносим.
Не говоря ни слова, Пуки подошла к ближайшему окну и протянула руки к поднятой раме.
– Ты сказала коронеру, что, когда пекла пироги для пикника, поднималась в одну из спален, – проговорила принцесса, пристально глядя на нее. – Зачем?
– Я обратила внимание на то, что смотритель лабиринта внезапно замолчал, и пошла поглядеть, все ли в порядке, – сказала служанка, опуская раму. – Я боялась, что он упал со стула из-за своих больных ног. Подойдя к окну в спальне, я его не увидела, но в тупиках лабиринта столпилось так много людей, что я их пожалела и стала давать советы, как из него выбраться.
– Сколько времени ты этим занималась?
Служанка подошла к следующему окну.
– Не так уж и мало, мэм. Некоторые из тех людей не знали разницы между «вперед» и «назад».
– Кто-нибудь заходил в дом?
Пуки, устремив взор на потолок, попыталась вспомнить:
– Сперва генерал, потом Элис, она принесла муку, а потом пришел Пайк с птицей и мясом.
– Пайк?
– Рассыльный мясника. Он помогал нам с багажом, когда мы въезжали.
– Ах да. – Принцесса нахмурилась. – А почему Элис принесла муку? Мы не такие уж бедные.
– Думаю, она хотела проявить дружелюбие, мэм. Мало кто из слуг разговаривает с ней после того, как ее уволили за воровство.
– Ты эту муку использовала?
– Нет, мэм. Я ей сказала, что она нам не нужна.
– Но Элис была с тобой в кухне, пока ты возилась с пирогами?
– Совсем недолго, мэм.
Принцесса записала имя Элис.
– В тот день ты выходила из дому?
Служанка отвернулась и закрыла окно.
– Да, мэм. Я ходила на прогулку, – проговорила она, все еще стоя спиной к хозяйке.
Минк смотрела на нее изучающе, постукивая пером по столу.
– Почему ты вышла из дому, не закончив стряпни?
Повисла пауза.
– Иногда служанкам необходимо проветриться, мэм, – ответила Пуки, глядя в окно.
Принцесса откинулась на спинку кресла и сложила руки на груди, наблюдая за ней.
– Обычно служанки спрашивают разрешения выйти из дому.
– Вы были в Лондоне, мэм.
– А когда ты ходила на эту таинственную прогулку, ты никого не видела поблизости?
– Видела, мэм, – ответила Пуки, наконец повернувшись лицом к Минк. – Смотритель лабиринта подстригал живые изгороди, а леди Монфор-Бебб прогуливала собачку.
Минк добавила к списку имя смотрителя.
– Надеюсь, ты заперла дверь на ключ, когда выходила, – сказала она.
Служанка покачала головой:
– Нет, мэм. Это дурной знак – запирать дверь черного хода, когда в саду сидит ворона.
– Ворона? – переспросила Минк.
Служанка кивнула.
– И большущая, мэм, – проговорила она с широко раскрытыми глазами.
Минк положила руку на бедро.
– Так, значит, ее размер делает это предзнаменование еще более дурным? – спросила она.
Пуки нахмурилась:
– Мэм, эта птица уставилась прямо на меня.
Какое-то время они молчали и пристально смотрели друг на друга.
– Готова поспорить, это была не ворона, – заявила принцесса, подходя к окну. – Взгляни вон на то дерево. Видишь птицу на той ветке, на которой растет омела?
Служанка вгляделась:
– Да, мэм. Это ворона.
– Нет, дрозд.
– Это ворона, мэм, – проговорила Пуки, отрицательно покачав головой.
– Дрозд! – сердито воскликнула Минк. – Смотри, вон там сидит настоящая ворона. Видишь? Она гораздо больше. А это, – сказала она, тыча пальцем в стекло, – дрозд.
Служанка быстро оглядела обеих птиц.
Минк повернулась к ней.
– В следующий раз, оставляя дом открытым, так что в него может войти кто угодно, будь любезна сперва проверить свои познания в орнитологии, – сказала она, возвращаясь к письменному столу. – Надеюсь, ты испекла пирог именно из голубей?
Пуки кивнула, прикрыв глаза:
– Да, мэм. Я знаю, как выглядят голуби. Они серые.
– Это уже кое-что, – вздохнула принцесса, протягивая руку за пером.
Наступила пауза.
– Если только это не домашние голуби, мэм.
* * *
Несколько позднее тем же утром Минк неторопливо шла к Трофейным воротам навстречу текущей в противоположном направлении толпе экскурсантов, с содроганием готовясь услышать исковерканную мелодию. Но шарманщика нигде не было видно. Часовой откупился от него, попросив уйти, – музыка была столь ужасна, что ему хотелось броситься в Темзу. Торговки мускусом также не сновали вокруг, предлагая свой товар. Они предпочли лежать на ковриках в Буши-парке, и солнце заглядывало в сумрачные глубины их декольте.
