— Чушь собачья.
Анжелика подняла шприц. На этот раз я был уверен, что ему конец. Ноги дернулись вперед.
— Богом клянусь…
— Вы лжете, я вижу!
— Да нет же!
Ноги шагнули вновь, на сей раз далеко. Доктор Анжелика прижалась к двери. Ноги собирались ударить ее. Так, чтобы пробить ею дверь.
— Стойте! — заорал я. — Ни с места! Все хорошо! Обещаю, все будет нормально, я клянусь, клянусь!
Ноги не двигались. Я закрыл глаза. Думать о хорошем. Я расслабляюсь здесь, в ванной, в полном одиночестве. Я никуда не хочу идти. Я не хочу двигаться, совсем не хочу.
Доктор Анжелика втянула воздух. Потеря контроля над ногами меня подставила. Я не знал, как преподнести это в положительном ракурсе. Но когда я открыл глаза, ее лицо смягчилось.
— Ладно, — сказала она. — По крайней мере, от души. — Она поглядела на шприц и присела на унитаз. — Помойтесь, когда закончите. От вас пахнет.
Она открыла дверь и вышла.
Мне понадобилось время, чтобы сообразить. Доктор Анжелика решила, что я говорил с ней.
— О вас расспрашивают всех подряд, — сообщила доктор Анжелика. Она потянулась через стол и подцепила картофелину. — В больнице.
Лола застыла, не успев донести до рта вилку с латук-салатом.
— Кто?
— «Лучшее будущее», — ответила доктор Анжелика. — Шныряют повсюду и требуют сообщать о любых контактах.
Я не слушал. Я беседовал с моими ногами. «Ау, — говорил я. — Слышите меня?»
— Что ты им сказала?
— Ничего.
Лола взглянула на меня. Вспомнив, что вроде бы должен есть, я ткнул вилкой в морковь.
— Что нам делать?
— Я уже объясняла. — Доктор Анжелика нагнулась и подхватила скулившую в ногах собачку. Блестящие глазки впились в меня через стол. — Идите к федералам. Скажите, что компания проводит незаконные медицинские опыты. Тогда о «Лучшем будущем» можно будет забыть, гарантирую.
«Дайте знак. Пошевелитесь. Или еще что-нибудь сделайте».
Доктор Анжелика почесывала собачку за ушами.
— Его ждут неприятности, но они неизбежны. Он убил человека. Смысл в том, что вы избавитесь от компании. А она опасна. Вы не представляете, на что они способны. Привлеките власти, пока улики не уничтожены. Пока федералам еще есть что конфисковать. — Она стегнула меня взглядом.
Мой правый Контур подскочил и наподдал столешницу. Посуда подпрыгнула на пару дюймов и с грохотом села на место. Собачонка рванула с коленей Анжелики и скрылась в дверях, откуда злобно уставилась на меня.
— Чарли? — позвала меня Лола.
— Извините, — сказал я. — Да. Со мной все в порядке.
Я стоял в ванной, чистил зубы и разглядывал себя в зеркале. Мои ноги не обладали сознанием. Это было невозможно. Я бы поверил, что они могут мыслить самостоятельно, если бы, вскрыв их, увидел, что ими управляют микроскопические эльфы. Нельзя свести воедино инертные материалы и получить личность.
И тем не менее. Творилось что-то непонятное. Сбой, которого я не предусмотрел.
Вошла Лола, улыбнулась мне и принялась искать вокруг раковины зубную щетку. Она задела меня бедром. Отыскав наконец небольшую голубую щетку, изучила ее и выдавила пасту.
— Ты слышал о случаях, когда собственная слюна кажется противной? — Она сунула щетку в рот и так говорила. — Представь себе.
— Мрф, — промычал я.
— Ме флось пать на фофе пофлой нофью. — Она покачала головой.
— Пать?
— Пать. — Она повернула щетку и выпятила подбородок. Во рту у нее бушевал океан из пасты. — Спать.
Я ощутил слабое, едва заметное притяжение.
Она наклонилась и сплюнула.
— Давай стащим тот матрас с кровати Гаррисона. Тогда мы сможем спать рядом.
Гаррисоном звали сына Анжелики. Он приезжал на выходные два раза в месяц. Лола поведала мне об этом раньше с горящими от ярости глазами, после чего пустилась рассказывать о людях, которых я не знал и которые совершали поступки, коими мне якобы полагалось интересоваться. Такие рассказы я всегда воспринимаю плохо, поскольку в них нет полезной информации. Мне было печально слышать, что Род ставит свою карьеру выше карьеры доктора Анжелики. Но я не знал Рода. Я не понимал, что мне делать с этими сведениями.
— Может быть, нам… пора познакомиться ближе.
Я хотел сплюнуть в раковину, но Контуры не шелохнулись. Они стояли стоймя. «Нагнитесь», — подумал я.
Пальцы Лолы гладили складку на моей рубашке.
— Идем в постель.
В мозгу шепнуло: «Лола не нравится ногам». Это было глупо. Но это пребывало в согласии с данными. «Они ревнуют».
— Пошли.
Пальцы Лолы нащупали мои. Она открыла дверь и выглянула в коридор. Я последовал за ней в комнату сына Анжелики. Со спины Лола выглядела маленькой и беззащитной, и я вдруг решил, что Контуры собираются ее пнуть. Я остановился. Она повернулась и поманила меня. Я был в смятении. Я часто думал о том, как лягу с Лолой в постель. Очень часто. Но я не хотел ее убивать.
— Давай же, Чарли.
Она вернулась, потянула меня в спальню и закрыла дверь. Ее руки обвились вокруг моей талии. Голова запрокинулась.
— Подожди.
— Мм, — откликнулась Лола. Она встала на цыпочки, ее губы искали мои.
— Я не уверен…
Наши губы встретились. Я забыл о разумных ногах. Или, по крайней мере, они стали менее важными. Значение имела лишь близость с Лолой. Затем я понял, что и в самом деле приближаюсь к ней. Невидимое притяжение нарастало, металлические пальцы тянулись к ее сердцу. Глаза Лолы распахнулись. Ее руки толкнули меня.
— Чарли! — Какую-то секунду она не могла оторваться. Затем ей удалось сделать два нетвердых шага назад. Ее грудь вздымалась и опадала. — Оно опять!
Теперь я мог судить по трем эпизодам. Первый: в ее номере, когда мы впервые оказались наедине. Второй, когда я ее спасал. И третий — сейчас.
— Это происходит, когда у тебя учащается сердцебиение.
— Что? — Лола схватилась за грудь. — Что происходит?
— Стоп. Остынь. Не пугайся. Так только хуже.
— Что оно делает?
— Попытайся думать о чем-то другом. Давай о собачках Анжелики? Они такие забавные. — (Тут все собачки до единой подняли вой. Коридор наполнился топотом многих лап и лаем. Бесполезные меховые мешки.) — Хорошо. Давай подумаем.
— Это бомба. Боже! В меня заложили бомбу.
— Может быть, — сказал я. Лола побелела. — Нет. Это нерентабельно.
— Что?
