Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
– А Алевтина была не согласна с этой версией… Расследование провели или нет?
– Скорее всего так, для отвода глаз, да что вам объяснять, сами знаете. Подтвердили версию несчастного случая – и дело с концом.
– Понимаю, – задумчиво пробормотала Кася, – и мать Юли согласилась с выводами?
– А куда ей было деваться? Только после этого она к нам в архив зачастила. Говорила, что это ей помогает. Стала историей своего рода интересоваться. На самом деле Ельцовы – фамилия славная, в нашем краю известная, потомственные иконописцы, талант из поколения в поколение передавался.
– А Алевтина Вензалинова была художницей?
– Нет, она в детском саду директором работала. И, кстати, Алевтина так мужнину фамилию и не взяла. Так и оставалась Ельцовой, – уточнила Викторина. – Юля, кстати, до замужества, после того как из Питера вернулась, фамилию Вензалинова на Ельцову тоже поменяла. Ну, а потом Стрельцовой стала, сами знаете.
– Вам, случайно, неизвестно, почему Юля с отцом поссорилась?
– Нет, точно не знаю.
– А что люди говорят?
– Разное говорят, – протянула Викторина, – городок у нас маленький, такая семья, как Вензалиновы, у всех на виду. Одни Юлю с матерью обвиняют. Мол, дочка всегда избалованная была, а мать пошла на поводу у ее капризов. Другие – Вензалинов, мол, хотел из дочки мировую знаменитость сделать, а она не выдержала, сломалась, потому и вернулась из Питера несолоно хлебавши.
– Это я уже слышала, – медленно произнесла Кася, – ну а вы, что вы по этому поводу думаете?
– Сложно сказать, – задумалась Стаканчикова, – я Юлю немного знала, Алевтина меня пару раз приглашала чаю попить в отцовскую квартиру. Она после смерти отца продавать ее не стала, а, наоборот, можно сказать, совсем туда переселилась.
– Она ушла от мужа? – удивилась Кася.
– Да, ушла. Только официально никто не разводился, так, втихую разошлись.
– Странно, но Вензалинов во время нашей встречи пытался уверить меня в обратном, – удивилась Кася.
– Может быть, просто постарался забыть? Сами знаете, как бывает: самозащита срабатывает. Человеческая память – удивительная штука, некоторым удается плохие воспоминания из памяти выкинуть и искренне верить в обратное.
– Да, конечно, – пробормотала Кася, но пометку в памяти все-таки сделала, – а что с Алевтиной произошло?
– Рак, – проговорила Викторина и, отвернувшись, смахнула слезу. – Так что видите, если бы им только проклятые болели, проще было бы все объяснить.
– А не могли бы вы найти, в какой церкви произошел этот несчастный случай? Если нужно, я смогу заплатить, – торопливо добавила Кася.
– Не нужно, время у меня есть, да и Алевтину с Юлей я хорошо знала. Помогу вам, и церковь найду, и почему смерть Федора Алевтине странной показалась.
Кася от души поблагодарила Викторину и оставила номер своего мобильника. В гостиничный номер она вернулась растерянная. Пока ни одна гипотеза не привела ни к какому результату. И чем дольше, тем ее дальше уводило в такие дебри, из которых так просто не выберешься. Она набрала номер Вензалинова. Тот ответил не сразу:
– Да, слушаю.
– Здравствуйте, Яков Александрович, это Кассия Кузнецова, помните, я к вам приходила по поводу вашей внучки?
– Помню, – холодно ответил Вензалинов и замолчал.
– Я бы хотела встретиться с вами.
– Зачем?
– Я, наверное, не вовремя позвонила, я перезвоню, – начала теряться Кася.
– А что от этого изменится?
Вензалинов на общение с ней явно настроен не был.
– Я выяснила, что искал Волынский, – выложила Кася свой козырь, – и я думаю, вам будет интересно узнать, что этот предмет был каким-то образом связан с вашей дочерью.
– Юлей?! – Голос Вензалинова напрягся, и он продолжил, на этот раз более заинтересованным тоном: – Говорите, я вас слушаю.
– Я хотела бы встретиться с вами.
– Тогда приходите, – милостиво разрешил Вензалинов, – сегодня вечером, к шести, вас устроит?
– Да, конечно, – подтвердила Кася.
* * *
27 июня 1352 года,
Белозерск, Северная Русь.
Прошло уже больше двух недель с тех пор, как город Белозерск покинул последний купеческий караван. Клаас остался один. Почему он так решил, он не знал. Но что-то внутри приказало ему остаться. Он был стар. Далеко уйти вряд ли смог. Главное было позаботиться о «Памяти Неба». Но доверить ее товарищам по ганзейскому двору? Немыслимо. Клаас слишком хорошо знал купеческую натуру. Нет, он любил и уважал своих товарищей, это были смелые, сильные и закаленные люди, для которых слово чести не было пустым звуком, но они были крепко-накрепко привязаны к этому миру. И драгоценный кристалл для них мог обозначать только одно: материальное сокровище, ценность которого измерялась огромным количеством сверкающих и звенящих гульденов.
На улице раздались шум и крики. Клаас прислушался.
– Это казнь вам лютая от Бога, за грехи ваши несметные! – выл блаженный, но никто уже его не слушал. Его было уже некому слушать. Никто уже ничего не боялся.
В это лето 1352 года добралась до Белого озера черная смерть. Мор был страшным, лютым и не щадил ни старого, ни малого, ни жену, ни мужа, ни богатого, ни бедного, ни молодого, ни зрелого, ни болезного, ни здорового. Не было от смерти той спасения, ни укрыться, ни отмолиться, спрятавшихся находила, убегавших нагоняла, в бой с ней вступавших косила безжалостно. Вокруг были слышны только хрипы и стоны. В воздухе черным маревом поднимался смрад. Сначала погибших собирали и хоронили, в гроб клали по нескольку трупов. А потом собирать умерших стало некому. Так и разлагались оскалившиеся с вздутыми или раззявившимися животами трупы несчастных там, где их настигла черная смерть. Дворы опустели. Оставшиеся в живых ушли в лес, покинув зараженный город.
– Клаас, – послышался слабый голос.
На топчане в углу комнаты кто-то зашевелился. Клаас подошел к лежавшему и улыбнулся. Это был подросток лет четырнадцати, и он был жив. Для Клааса это было чудом. Он подобрал мальчика на улице рядом с умершей матерью. Принес к себе и выхаживал уже десятый день. Он слышал о случаях выздоровления от чумы. Сам видел одного паломника в Святую землю, который показывал глубоко въевшиеся в тело рубцы. Чума изуродовала его кожу, но оставила в живых. Клаас надеялся именно на это. Мальчик оказался удивительно выносливым и упорно хватался за жизнь. Эльке он напомнил его самого в детстве. То же упорство и стремление выжить вопреки всему. Три дня мальчик метался в горячке. Клаас терпеливо обтирал бредившего больного розовой водой и заливал в иссохший рот несколько ложек сильно разбавленного вина. Больше ничем помочь он не мог. Оставалось ждать и надеяться. Он уже дал себе слово: если мальчик выживет – поведать ему тайну. Само небо послало ему нового хранителя.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
