А вот тут, на самом интересном месте, прервусь. И не только потому, что глазки слипаются. А еще и потому, что вот такой я мерзкий скот!
* * *
— А вы, друзья, как ни садитесь — все в музыканты не годитесь! — Соловей хихикнул, увернулся от брошенного смычка и упорхнул.
— Ничего-ничего! — проворчал Осел. — Есть у меня еще одна идея, которую мы пока не пробовали. Значит, так, ты садись мне на спину, а ты на спину ему…
Так и появилась на свет знаменитая группа Бременских Музыкантов.
* * *
Большая серебристая рыба плескалась на мелководье и смотрела круглым удивленным глазом на играющих детей. Что их тянет в море? Они же сухопутные существа. У них есть целый пляж, песок, трава и камни, а может, и еще что-то неведомое, там, дальше от берега. Чего им не хватает? Зачем им еще и вода? Ведь здесь нет ничего интересного!
Рыба оглядела привычный пейзаж — зеленую толщу воды, белый песок вперемежку с ракушками внизу, скучные водоросли и стайки мелких рыбешек. Тоска…
Детям же, судя по всему, было весело. Они с визгом и воплями запрыгивали в воду, плескались, ныряли за ракушками, плавали наперегонки… Может, всё дело в этом, подумала рыба. Может, они так счастливы оттого, что меняют одну среду обитания на другую? Родную — на враждебную? Тогда, возможно, мне тоже стоит попробовать покинуть ненадолго воду?
Рыба разогналась — и выпрыгнула вверх. Полет по воздуху наполнил её неожиданным восторгом, но продлился недолго, всего пару мгновений.
Я была права, подумала рыба. Воздух — это восхитительно. А земля и огонь? Что будет, если выброситься на песок?
Оказалось, что это не так приятно. Песок был сухой и горячий, он жег и царапал кожу, почти сразу заболели пересохшие жабры. И по нему совсем не получалось плыть!
Рыба билась и корчилась, пока какой-то сердобольный ребенок не спихнул её обратно в воду.
Пришла в себя она не сразу. Но всё-таки осталась жива.
Да, подумала рыба, этого можно было ожидать. Мне еще предстоит долго и упорно учиться ходить, так же как людям необходимо учиться плавать. И она снова направилась к берегу.
* * *
Они её выследили. Шестеро великовозрастных оболтусов, ни черта не смыслящих в охоте. Выскочили с гиканьем из кустов и побежали навстречу, размахивая палками.
Единорог с легкостью увернулся, сверкнул белоснежной шкурой и скрылся в чаще. И тогда шестеро парней сорвали досаду на девушке.
Когда их голоса затихли вдалеке, женщина еще долго лежала, бессмысленно глядя в небо сухими глазами. Потом медленно села, оправила на коленях порваную юбку и обессиленно привалилась плечом к теплому древесному стволу.
— Вот и всё, — прошептала она. — Больше он не придёт.
Прошел час, другой. Женщина не двигалась с места. Единорог не возвращался. Это и понятно, теперь у него с ней не могло быть ничего общего.
Женщина облизнула разбитые губы и попыталась просвистеть заветный мотив. Ничего не получилось.
Тогда она запела — тихо, без слов, для себя самой.
Сквозь ветви блеснуло белое, и на мгновение женщина поверила, что единорог вопреки всему вернулся. Но это, конечно, был не единорог. Большой белый в яблоках конь вышел на свет, настороженно пошевелил ноздрями и мотнул головой.
— Здравствуй, лошадь, — сказала женщина.
Конь потянулся к ней мордой, обнюхал босые ноги и мягко ткнул носом в бок. Женщина достала из кармана раскрошившийся ломоть хлеба и протянула коню. Тот с благодарностью принял угощение, теплыми щекотными губами собрал с ладони последние крошки и шумно фыркнул.
— Хороший, — сказала женщина. — Хочешь еще?
Конь помотал головой.
— Нет?.. А хочешь, я тебе опять спою?
Конь кивнул.
Женщина поднялась на ноги, обняла коня за шею и снова запела, а конь стоял смирно, прядая ушами и изредка переминаясь с ноги на ногу. Когда песня закончилась, он положил голову женщине на плечо и мягко подтолкнул.
— Ты хочешь, чтобы я села верхом?
Конь повернулся боком и мотнул головой — садись.
Женщина кое-как вскарабкалась на спину коню и ухватилась за гриву.
— Ты не единорог, — сказала она. — Ты просто большая крылатая лошадь. А я — просто женщина. Но это ведь ничего, правда?
Конь не ответил. Он взмахнул крыльями, легко поднялся в воздух и полетел на юг, оставив позади лес единорогов.
* * *
Сидит Лиса на пеньке, думу думает. Вдруг видит — Колобок катится.
— Здравствуй, Колобочек.
— Здравствуй, Лиса. Хочешь, я тебе песенку спою?
— Ну, валяй, пой.
Начал Колобок петь, а Лиса попалась глуховатая, перебила его и попросила подсесть поближе, потом еще поближе, потом на коленки к себе посадила, потом на плечо, потом и вовсе на нос… извращенка какая-то!
Допел Колобок песенку, Лиса его на землю ссадила и подталкивает, катись, мол, дальше.
— Что такое?! Ты меня что, съесть не собираешься? Даже не попробуешь?!
— Это после того, как ты целый день катался по пыли да по грязи? Благодарю покорно!
Колобок ее уж и так упрашивал, и эдак — Лиса ни в какую! И покатился он дальше, опечаленный. Никто его, грязного такого, есть не хочет.
* * *
У Лисы была избушка земляная, а у Зайца вообще никакой не было. Ну, так оно испокон веку водится, что лисы живут в норе, а зайцы — где придется. Вот и пришел Заяц к Лисе, да и говорит: «Пусти меня, мол, на ночлег. Холодно во дворе, а я много места не займу». Как ни странно, Лиса Зайца не съела. Может, сыта была, а может, просто настроение у ей было благодушное. В общем, пустила она его в дом. А наутро Заяц никуда не ушел. Проснулась Лиса — а Заяц и полы подмел, и кашу наварил, и половички вытряхнул… Полезный Заяц оказался. Ну и не выгнала его Лиса, вместе жить стали.
Прошло какое-то время, наступила весна, Заяц заскучал. «Лиса, а Лиса? Тоскливо мне. Можно, я жену в дом приведу?» Лиса подумала, что нехорошо зайцу быть одному, и позволила. Стало в доме два зайца. А потом — Лиса и опомниться не успела, как стало зайцев пятеро, а потом — восемь, тринадцать, двадцать один… Лисе уже и хвост приткнуть негде. Попробовала было заикнуться о своих правах — а Зайцы как на нее набросятся — они здесь родились, здесь выросли, и дедушка их вон на той лавке спал, и вообще Лиса — хищная тварь, а они мирные травоядные, так что пусть проваливает из их избушки. А нет — тогда пускай сидит и помалкивает в тряпочку, пока они не пошли и не пожаловались Медведю.
