– Сейчас отдыхай, боярин, а завтра с утра посмотришь на наши войсковые учения. Свободен.
Боярин Боборыкин выскочил из штаба, что пробка из бутылки, и бежал до шатров, не останавливаясь, изредка падая в сугробы и теряя горлатую шапку.
В десять утра начались войсковые учения. Князь Кошкин-Эльдорадо с командирами полков и начальником военного училища столпились на высокой смотровой вышке. Из прибывшего московского служилого люда с ними находился лишь думный дьяк Боборыкин, остальные сгрудились на широком помосте внизу.
Боборыкину вручили армейский бинокль, вкратце объяснив правила использования. Один из офицеров выстрелил из ракетницы, красный шарик шипя поднялся вверх, оставляя за собой слабый дымный след. И дрогнула земля от залпа сорока орудий – вышка зашаталась. Впереди версты за полторы взметнулся огненный вал разрывов снарядов.
Артиллерия стреляла из-за спины, где-то неподалеку. Боборыкин ошалело втянул голову в плечи – такого ужаса он доселе не испытывал:
– Свят, свят.
Ему показалось, что пролети дьявольские заряды чуть ниже, и он остался бы без головы – настолько спрессовало воздух после залпа над вышкой. Офицеры многозначительно переглянулись, скрывая усмешки. Штафирка – он и есть штафирка, не человек, а так, одно недоразумение. Из неприметной траншеи, тянущейся не менее двух верст, выскочили бойцы с карабинами и, образовав длинную цепь, спорым шагом двинулись вперед.
Солнечные блики играли на штыках карабинов. В это время раздался второй залп орудий – снаряды рвались в каких-то пятистах метрах от цепи. Послышались команды, сержанты и бойцы с криком «ура» бросились в атаку. Залпы следовали один за другим, огненный вал двигался впереди бегущих воинов. Бойцы стреляли на ходу, в перестук карабинов вклинилось татаканье ручных пулеметов. Атака длилась всего двадцать минут, для Боборыкина они показались вечностью. Затем перед зрителями состоялись стрельбы по мишеням, а в конце – показательные рукопашные бои. Окончательно сомлевшего барина отпаивали водкой и с вышки спустили при помощи веревки – у незадачливого ревизора отказали ноги.
Парад четырех полков служилый люд смотрел без него. Боборыкин спал в своем шатре пьяный в стельку. Под занавес действа всем желающим дали пострелять из всех видов стрелкового оружия. Обалдевшие московитяне от последнего писаря до самого тупого стрельца на подсознательном уровне поняли, что они столкнулись с невиданной силищей, способной перемолоть любое воинство. Опытные и умные смотрели круглыми глазами на учение, дивясь выучке и невиданному досель вооружению, осознавая свою ущербность и слабость. Хитрый князь добил их наглядным примером. По ростовым мишеням стреляли двое: вызвавшийся лучший стрелец – из пищали или как ее часто называли самопалих, гвардеец из карабина, расстреляв четыре обоймы по пять патронов. Поражающая дальность пищали оказалась смехотворно мала: сто – сто пятьдесят метров. Карабин уверенно валил на семьсот-восемьсот метров, а когда дело дошло до стрельбы из пулемета, то тут вообще бородатые стрельцы впали в тихий ужас. Мало того что чудная штуковина стреляла очередями, так она еще лохматила мишени за версту. Оглохшие, в полувменяемом состоянии московитяне усаживались за длинные столы в солдатской столовой, не забыли и о стрельцах – их угощали солдатским кулешом с доброй чаркой водки. Князь почтил пирующих ненадолго – поднял кубок во славу царя, посидел малую толику времени и незаметно удалился. Проверяющая делегация надралась до поросячьего визга по окончании пира. Их рядком укладывали на сани солдаты и развозили уставших служивых по шатрам.
На следующий день московитян вежливо, но твердо попросили убраться вон – дескать, своим присутствием они нарушают график обучения войска.
Опохмелили водочкой, накормили кашей со шкварками и отправили в путь-дорогу. Боярин Боборыкин пришел в себя только под Воронежем – сразу навалилась тоска: «Чо делать-то? Как обелить себя перед царем-батюшкой?» Ничего не придумав похмельными мозгами, плотнее завернулся в медвежью шкуру и провалился в мятежный сон. Надо сказать, дальнейшая судьба боярина оказалась незавидной – попал в царскую опалу, после чего род Боборыкиных постепенно угас. В делегации нашлись соглядатаи и наушники, да и без тайного приказа не обошлось. Царю Михаилу Федоровичу доложили все без утайки. Он, естественно, взбеленился – тратить казенные деньги на пустое дело. Царь и так знал: у князя Кошкина-Эльдорадо все в порядке – был у тайного приказа среди курсантов свой человечек, который слал свои доносы регулярно.
* * *
На Белгородчину пришла весна, грачи деловито вышагивали по пашням, солнышко явственно припекало. Появилась молодая травка, деревья одевались в зеленые шубки листвы – просыпалась земля и все живущее на ней. У курсантов настала пора экзаменов – дело незнакомое и боязное. К их большому удивлению, за две седмицы нервотрепки сдали всё. Слабые и ленивые отсеялись в процессе учебы. После сдачи экзаменов – три дня отдыха, а затем полевая практика. Настрелялись и набегались за двадцать дней до отупения, а земли выкинули при рытье окопов, траншей и блиндажей немерено. Напоследок артиллерийские стрельбы – на них потратили неделю. Курсанты валились с ног, но всему приходит конец. На учебном плацу в строю застыли двести семьдесят свежеиспеченных лейтенантов, на флагштоке взвился флаг. С трибуны бывших курсантов поздравил князь, а затем начальник училища. Грянул полковой оркестр. Молодые воины по одному подходили к небольшому столику, где им вручали офицерские погоны и саблю. Затем лейтенанты под звуки марша прошли чеканя шаг по периметру плаца и направились в столовую училища, где, по случаю столь знаменательной даты, для них приготовили праздничный обед. Стол поражал воображение, а мороженое на десерт вызвало общее восхищение и удивление. Гоша, сидевший рядом с веселыми товарищами по отделению, размышлял, увидит он этим летом маму и Белку? По всем признакам, что нет. Отец говорил – летом начнется польская кампания. Потому он шибкого веселья не чувствовал, ловя себя на том, что его отношение к Белке изменилось. Сейчас она не просто друг по детским играм, а нечто гораздо большее. Он сам не мог объяснить свое состояние. Гоша за время учебы в училище как-то сразу повзрослел, появилось чувство ответственности за порученное дело, возникла требовательность к себе. Уходила детская наивность и доверчивость. Мальчик становился воином, вот и весь сказ, вдобавок ко всему потихоньку начали играть гормоны, которые пока усмирялись большими физическими нагрузками. Княжич в свои тринадцать лет выглядел намного старше, эдаким крепким юношей лет шестнадцати с румянцем на всю щеку. Кошкин с любовью смотрел на сына – хороший мужичок подрастает, да и характер у парня есть, что только радует.
* * *
В первых числах июня пожаловали с посольством запорожские казаки, числом в две тысячи сабель. Казацкую старшину возглавлял кошевой атаман Богдан Хмельницкий. Казаки представляли собой живописное зрелище – в ярких жупанах, папахах с башлыками и шальварах с мотней до колен. Многие обвешались трофейными золотыми цацками, все при саблях и пиках. Огнестрела сравнительно мало. Князь Кокшин-Эльдорадо прекрасно помнил историческую справку о положении дел на Украине в это время. Он озаботился еще в прошлом году отправить гонцов к Хмельницкому. Его раздражала медлительность и глупость московских бояр во главе с царем, затянувших вопрос о присоединении Украины. Они все оглядывались на Речь Посполитую – эта задержка вышла боком не только Малой Руси, но и Москве. По случаю прибытия делегации князь задал пир, на котором присутствовали старшие офицеры полков. Переговоры прошли на другой день и завершились к полному удовлетворению сторон. После князь имел приватную беседу с Хмельницким. Беседа длилась три часа, в завершение которой Богдан имел бледный вид и трясущиеся руки. Князь, не щадя, вывалил на него его будущие предательства. Хмельницкий кроме московского царя кинул всех: и поляков, и турок, соблазнившись союзом со шведами. Печальный факт случился под конец его жизни. Широкой публике он известен по Переяславской раде, когда в 1654 году привел Украину под руку московского государства. А вот о позорном пятне предательств в его биографии знает не так много народа. Князь предупредил Хмельницкого на будущее – если тот задумает какое-нибудь черное дело, он лично отрубит атаману голову. Вот на такой «оптимистичной» ноте они и закончили беседу. Хмельницкий преисполнился к князю Кошкину-Эльдорадо просто-таки мистическим ужасом, услышав о себе такие подробности прошлой жизни, о которых вообще никто не знал. Атаман почувствовал на своем горле железную хватку князя и понял, что не избавится от нее до конца дней своих. Культурная программа ошеломила казаков и вызвала в них буйный восторг, а всего-навсего им показали рядовые воинские учения. Запорожцы поклялись выставить тридцать тысяч сабель на польскую кампанию, договорившись о сроках выступления, а затем казаки конной оравой унеслись к Днепру.
