Джулиан вздрогнул. Он знает, что Иззи больше не считает его другом, и слышать, как его соперник говорит о сердечных отношениях с ней, было невыносимо. Джулиан почувствовал, как в нем закипает ярость.
— Она также рассказала мне, что Иззи вовсе не планировала выходить за тебя, просто намеревалась обмануть твоего отца. Но она не собиралась выходить за тебя, не собиралась! Однако ты нашел способ, не так ли? Ну, разумеется. Не мог же ты рисковать лишиться наследства.
— А ты, я полагаю, не имеешь никакого отношения к событиям той ночи! — парировал Джулиан. — Разве она твоя невеста, чтобы целовать ее на террасе? Та ночь была…
Эрик вздрогнул, затем помрачнел.
— Предположи я хоть на мгновение, что стану причиной того, что ты сделал, я бы сам на ней женился. Но ты не можешь заявлять о ревности к женщине, которую никогда не любил. — Голос Эрика скрежетал от едва сдерживаемой ярости. — Как ты мог соблазнить невинную девушку ради собственной выгоды? Как мог предать Иззи? Черт, ты был с той проклятой вдовой на балконе, когда я тебя нашел. Ты во сто крат худший негодяй, чем тебя считает твой отец!
Уже сама точность обвинений еще больше разъярила Джулиана. Исходящие от Эрика, они привели его в настоящее бешенство. В продолжение тирады Эрика руки его до тех пор сжимали край стола, пока тонкое дерево не затрещало.
Вскочив с кресла одним плавным, смертоносным движением, он нанес Эрику удар, который должен был навсегда заставить его замолчать. Но Эрик был готов. Он принял удар в плечо, используя инерцию Джулиана, чтобы врезать противнику кулаком в живот.
Два разъяренных тела столкнулись и растянулись на столе, Эрик снизу. Размахивая кулаками, оба, рыча, скатились на пол, опрокинули журнальный столик и разломали его на куски.
Звук ломающейся мебели и бьющегося стекла переполошил слуг. Они промчались мимо Иззи, стоявшей в оцепенении в дверях разгромленного кабинета, но ослепленные яростью мужчины не видели ее.
Джулиан оторвался, затем снова набросился на Эрика, пригвоздив его к полу. Неистово извиваясь, друг сбросил его, освободившись ровно настолько, чтобы нанести Джулиану один мощный удар в челюсть, прежде чем тот снова завалил его.
Но в это мгновение Эрик заметил что-то поверх плеча Джулиана. Когда они, яростно вцепившись друг в друга, повалились на пол, реакция Колуэлла оказалась заторможенной и он не успел уклониться от удара. Он издал звук, похожий на хрюканье, и обмяк.
Тяжело дыша, Джулиан с трудом поднялся на корточки. Он поднял глаза от своих рук, опирающихся о колени, и потряс головой, прогоняя пелену с глаз. Когда пелена спала, он увидел лицо жены.
Глядя на него так, словно он был бешеной собакой, Иззи обошла его и опустилась на колени рядом с Эриком. Проведя ладошкой по покрасневшему лбу поверженного мужчины, она сделала знак слугам поднять Эрика с усеянного обломками и осколками ковра.
Не поднимаясь с колен, она смотрела, как его уносят. Джулиан подошел к Иззи и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.
Иззи отшатнулась, метнув на него полный ужаса взгляд, и выбежала из комнаты.
Камердинер прикладывал к телу Джулиана смоченное в горячей воде полотенце. Он предпочел бы, чтобы на месте слуги была его жена. Но она скорее позаботится об Эрике.
Та маленькая сценка в кабинете убедила, что Иззи питает к Эрику нежные чувства. Она любит его. Он вел себя по отношению к ней как благородный рыцарь. Не соблазнял ее, не использовал в своих целях. Ей следовало выйти за Эрика.
Нет, Иззи его жена, она носит под сердцем его ребенка. Но здесь, в Лондоне, Эрик всегда будет у нее перед глазами. Как она сможет забыть о своих чувствах к нему, если постоянно будет его видеть?
Возможно, в Дарингеме все будет по-другому.
В Норт-Дауне, в графстве Суррей, прохладнее и чище, чем в Лондоне. Отца еще некоторое время там не будет, ибо сезон охоты на куропаток в Шотландии закончится только через несколько недель.
Но главное — это далеко от Лондона и от Эрика.
Какой-то шум с подъездной дорожки привлек его внимание к окну. В сумерках он разглядел, что побитый Эрик неловко забирается в седло. Джулиан испытал мгновение мрачного удовлетворения от того, как он его поколотил. Это ничего не решило, и, возможно, они больше никогда не помирятся, но в данный момент было очень приятно наподдать кому-то.
Однако когда Эрик отъехал, Джулиан почувствовал, будто душа потеряла последнюю нить, связывавшую его с окружающим миром. Когда-то он потерял своего брата Мэнни, а теперь, кажется, потерял и Эрика. И не уверен, что Иззи когда-либо по-настоящему принадлежала ему. Или будет принадлежать.
Серые сумерки, спускавшиеся на землю, постепенно окутывали дом.
Глава 18В Дарингеме жизнь вошла в накатанную колею. Джулиан объезжал поместье по приказанию своего деда, а Иззи избегала его. Он хотел поговорить с ней, но обнаружил, что его обычно бойкий язык бесполезен перед лицом ее меланхолии.
За две недели, что они пробыли в имении, он видел ее лишь изредка. Бетти была мастерицей выдумывать отговорки для своей госпожи, но Джулиан быстро терял терпение.
Сегодня Джулиан переезжал от коттеджа к коттеджу, проверяя состояние каждого человека и животного в царстве своего деда. Обязанности по поместью неизменно вызывали в нем чувство беспокойства. Он ловил себя на том, что испытывает неловкость от того, как арендаторы сдергивают с головы шапки и кланяются ему, даже зная, что он не настоящий наследник, не тот человек, которого судьба отняла у них.
В последнее время он начал по-настоящему страшиться того дня, когда получит титул, станет герцогом и получит гнусную выгоду от бессмысленной смерти брата.
Мэнни любил людей Дарингема и наслаждался ответственностью за поддержание потомственных традиций помещика и крестьянина. Он был рожден управлять этими мужчинами, женщинами и детьми, этими полями и скотом.
Джулиан никогда не завидовал будущему брата, он мечтал о приключениях на далеких берегах, о поисках затерянных сокровищ Египта и восхождении на Альпы.
Хотя в глубине души Джулиан радовался, что отец стал уделять ему хоть немного внимания после смерти Мэнни, его обязанности как наследника всегда вызывали у него ощущение своей неполноценности и некомпетентности. Здесь, в деревне, его увлекало лишь разведение породистых лошадей.
Работа с прекрасными, умными животными успокаивала его, а принесение в мир таких великолепных образцов лошадиной породы давало удовлетворение, как ничто другое. Даже отец вынужден был признать его мастерство, хотя маркиз называл лошадей «бесполезными игрушками», которые не имеют ничего общего с поместьем.
В этом Джулиан не сомневался. Его лошади были намного лучше того, что имение когда-либо ему дало. Или может когда-либо дать. Глядя на зеленые холмы на фоне серого хмурого неба, Джулиан вдруг почувствовал холод.
