Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Ежи завладевал людьми, предметами – всем, что оказывалось под рукой. Он должен был все иметь. И имел. Все больше и больше. Неважно, какой ценой. Цена не играла роли, ведь платили другие.
Через несколько месяцев после того, как мы расстались, он позвонил:
– Я не знаю, следовало ли мне… но умирает моя мама…
Мы только раз с ней встречались на нейтральной территории, в Казимеже.
– Вы помогли Ежику, – сказала она, – я вам очень благодарна.
Законную невестку она не выносила. Ее телефонные разговоры с сыном состояли в перечислении того, в чем та провинилась. Ежи получал еженедельные отчеты о том, что Ика сделала, а чего не сделала, и все это было в высшей степени предосудительно. Оказавшись невольным свидетелем этих бесед, я удивлялась, как им это не надоедает. Ежи потом пересказывал мне, что мать думает о его жене. Было в этом столько ненависти, что я начинала вставать на сторону Ики, хотя она наверняка не желала бы этого.
Теперь мать Ежи умирала.
– Будь с ней до конца, – посоветовала я ему, – чтобы позже ни о чем не жалеть.
Неделю спустя мы с Габи в супермаркете выбирали краску и клей для квартиры на улице Фрета. Я плелась за ней с таким видом, будто мне безразличен как цвет стен, так и паркет в комнатах. Дуб или ясень – что за разница?
И тут зазвонил мобильник.
– Мама умерла у меня на руках, – услышала я, и на меня опустилась черная туча.
Выйдя от сестры, я бродила по улицам, словно боялась вернуться домой. Мне вспомнилась сцена на Шри-Ланке, которая надолго засела в моем сознании. Мы посещали с Ежи слоновий приют, в котором, в частности, находились слонята, брошенные своими матерями. У входа в приют стоял старик с протянутой рукой – он ждал подаяния от туристов. По-видимому, у него была какая-то кожная болезнь, потому что тело его походило на дерево, с которого кусками сходит кора. Так именно линяет платан. Ежи начал фотографировать беднягу со всех сторон, точно он и вправду не был человеком. Больной со смущенной улыбкой поворачивался и так и сяк, чтобы помочь Ежи выбрать лучший ракурс. Я вдруг вырвала у него фотоаппарат, а старику всунула в руку пару свернутых трубочкой банкнот.
– Ты чего такая нервная? – сказал Ежи обиженным тоном. – Мы же на отдыхе и никуда не спешим!
Он ничего не понял или только сделал вид, что не понимает, потому что ему так было удобно.
Может, я тоже была для него кем-то вроде этого шри-ланкийского нищего, только мой изъян не был заметен невооруженным глазом. Ежи, как сообразительный наблюдатель, сразу же его обнаружил и включил меня в свою коллекцию чудаков. Он так легко крутил моей жизнью то в одну, то в другую сторону, чему способствовали моя безответственность и чрезмерная щедрость, которая вызывала нарекания ближайшего окружения.
Может, Зося была права? Может, он никогда меня не любил, даже в первый год, когда казалось, что мы ни минуты не в силах выдержать друг без друга?
Мы возвращались из Карвенских Болот на двух машинах, одну вел он, с ним ехали его дочери, а вторую, в которой сидела Габи, – я.
Погода была мерзкая, темно, начался дождь. Он часто звонил мне на сотовый:
– Где вы, мышки? Будьте осторожны – скользко.
А потом был привал в пути на одной из бензозаправок. Мы с Ежи бросились друг к другу в объятия, как будто бы не виделись по крайней мере полгода.
Габи смеялась:
– Ну, просто Ромео и Джульетта!
Он тогда притворялся или только думал, что любит меня? А может, он все-таки по-настоящему любил меня?
Он уже точно не любил меня, когда я позвонила ему после переезда к дочери. Ежи продолжал жить в Брвинове, вернее, приезжал туда только на ночь.
– Позволь мне вернуться домой и к тебе, – попросила я.
– Ты разве не знаешь, – ответил он на это, – что дважды не входят в одну и ту же реку? И в дом, из которого ушли…
– В этом доме не хватало любви, так мне казалось, но мне плохо, я очень скучаю по тебе… Наверное, я не смогу без тебя жить.
Я говорила это, отдавая себе отчет в том, насколько я перед ним выворачиваю душу, унижаюсь даже, но у меня не было сил бороться с собой, со своей слабостью.
И тогда Ежи сказал нечто такое:
– Porta semper aperta est!
Но по тону его голоса я поняла, что он меня не приглашает.
Потом я узнала, что так обычно говорят самоубийцам, и подумала, что ничего более жестокого нельзя сказать другому человеку.
Два месяца назад – как это недавно и одновременно как давно – приехал из Лондона Пётрусь. Когда он появился в дверях, я едва узнала его, так он вырос и возмужал. Не знаю, растут ли еще в его возрасте. Может, я просто забыла, как он выглядит. В моей памяти сохранился образ маленького мальчика, потому что тогда мы изо дня в день были вместе.
Здороваясь, он почти поднял меня вверх, что неудивительно при его росте метр девяносто – это и довольно странно, если знать, как выглядит его мать.
– Ну что там, Нина? – сказал он, слегка сощурив глаза, совсем как комиссар. Наверное, отсюда и моя симпатия к Зацепке. – Ты вроде бы все плачешь по своему Юреку?
– Прекрати, – одернула его Лилька.
– Мам, ведь полезнее смеяться, чем плакать, ты всегда так говорила.
Вместе с Лилькой они решили, что мы поедем всей семьей на море.
– А куда вы хотите ехать? – спросила я.
– Я забронировала два номера… Отгадайте – где? – Моя дочь сделала таинственное лицо.
– Не знаю, не буду гадать, сама скажи.
– В замке в Кроковой! – услышала я.
Это был удар, будто Лилька вызвала призрака из прошлого. Мюнхен, визит в дом престарелых и беседа с Элизой фон Сааров. Ну и он, Ежи. Именно тогда начиналась наша любовь, и это было как обновление всего внутри и снаружи меня, мир менялся, молодел, веселел. Сейчас я должна чувствовать себя как в трауре.
Я очень не хотела ехать туда, но не хотела также обижать своих детей. В конце концов я согласилась. Габи немного упиралась: ей было жаль оставлять своего нового пациента, Войтека, который выбрал ее своим наставником и, когда ее не было рядом, впадал в состояние, близкое к летаргии.
– Да ладно, Габи, – уговаривал ее мой внук, – пусть твой Войтусь немножко подремлет, а ты вернешься и разбудишь его. Вот будет ему сюрприз.
– Гапа, – вторила ему мать, – если уж ехать всем, то всем.
Мы поехали на машине Пётруся – она была самая удобная и оборудована компьютерным навигатором, который показывал нам прямой путь к месту назначения.
«Но где это место? – думала я. – Для меня его уже нет нигде».
Пётрусь крутил приемник, и на секунду я услышала голос Эдиты Бартосевич. Очень коротко – мой внук, по-видимому, не был ее поклонником, – но и этого было достаточно, чтобы всплыли воспоминания.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
