— У нас здесь самообслуживание, — предупредила ее Марсия, — прислуги мы не держим.
Зоэ взяла пустую миску и налила себе до краев.
— Как вкусно! — воскликнула она, проглотив первую ложку. — Я бы хотела узнать рецепт. Кто это готовил?
— Каро, — сообщил Дэниэлл. Зоэ удивленно уставилась на дочь.
— Ты? Милая, вот уж не подумала бы. Ты здесь не только расцвела, но и кое-чему научилась. — Она одарила присутствующих лучезарной улыбкой. — Если бы вы видели ее полгода назад. Она не могла даже заварить себе чашку чая.
Каро бросило в краску.
Суп был съеден, миски убраны.
— На десерт у нас лишь фрукты, — сочла нужным проинформировать Зоэ Нейл, прежде чем Каро заикнулась было о купленном в универсаме печенье. — Мы не употребляем сладкого.
— Меня это вполне устраивает, — откликнулась Зоэ. — Я все пытаюсь ограничить себя…
Молчавший до сих пор Джой решил открыть рот:
— А… а… скажи, Зоэ, ты правда работаешь в Голливуде?
— Да, у меня свое агентство.
— Наверно, это потрясно — общаться со всеми этими горячими штучками? Забавно, да?
Зоэ немного подумала, прежде чем ответить.
— Я бы не употребила слово “забавно” по отношению к своей работе, хотя и скучной ее не назовешь. Вчера, например, я встречалась с жуткими ребятками из Эй-би-си, и вы не поверите, что там произошло…
И тут ее понесло.
Она выкладывала историю за историей про Голливуд, про актеров и актрис, про вконец испорченных “звездных” мальчиков и девочек, с которыми ей приходилось работать. Каро становилось все более неловко за мать — почему она не заткнется?
Но когда она поглядела на своих товарищей по коммуне, то увидела, что все, как ни странно, слушают Зоэ, раскрыв рты. Даже Нейл.
— А с Клинтом Иствудом ты когда-нибудь встречалась?
— А то нет! Разумеется. И не раз. — Зоэ кокетливо пожала плечами. — Дело в том, что между Клинтом и мной было кое-что… правда, это длилось недолго. Я взяла себе за правило не воспринимать актеров серьезно, хотя, надо признать, что у Клинта мозгов как раз в голове достаточно.
— А как Роберт Редфорд? Ты была с ним близка?
— Боже упаси! Нет, конечно. Он из тех мужчин, кому достаточно самого себя и кто никак не может собой налюбоваться. Лучше я вам расскажу про Ричарда Бёртона. Вот это личность! Впрочем, он тоже тот еще фрукт!
Каро резко поднялась с места. Ей было невыносимо слушать дальше треп Зоэ, который публика охотно заглатывала, развесив уши.
Она отправилась в спальню. Вот она какова, реальность — продавленные тюфяки на ржавых койках, вот она настоящая жизнь, а не тот фальшивый, раздутый лживыми байками мир, который люди называют “Голливуд”.
Она немного посидела, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, и ей полегчало.
Когда она вернулась в общую комнату, то застала мать, стоящую возле Нейл и укладывающую ей волосы в замысловатую прическу.
— У тебя лицо как раз подходит для этого, — говорила Зоэ девице. — А ты не думала попробовать себя в модельном бизнесе?
— Было такое, — жеманилась Нейл с глуповатой ухмылкой. — Вообще-то я всегда мечтала стать актрисой.
— И правильно… с твоей внешностью у тебя есть все шансы, — говорила Зоэ. — Не вздумай отказываться от мечты. Борись за нее, и тогда ты получишь то, что хотела.
Каро опять покинула комнату — теперь уже она выбежала на воздух. Она присела на выщербленную ступеньку крыльца и разрыдалась. Зоэ нарушила все одним махом. Она заворожила Дэниэлла своими сказами. Нейл сидит у ее ног, как дрессированная собачка. Колин расспрашивает ее о Стиве Маккуине. Это как внезапная эпидемия, которая поразила всех. Все устои рухнули. Моральный дух вмиг улетучился. Их всех соблазнили, лишили рассудка.
Каро поняла, что уже никогда не сможет взглянуть на своих товарищей по коммуне прежними глазами.
Она встала, возвратилась в дом. Она уже твердо знала, что дни ее пребывания в коммуне сочтены. И еще кое-что стало ей ясно. Она уйдет не потому, что ее товарищи в чем-то изменились, временно поддавшись завораживающему голосу сирены. Свои сладкие песни Зоэ пела не для них — она звала за собой только ее одну. Каро, свою дочь.
Она устроила отходную вечеринку с яблочным пирогом собственного производства, хотя уже знала, что никто не станет по ней скучать. Нейл, уже не отходившей от Дэниэлла в этот вечер, не терпелось выпроводить Каро. Все что-то говорили о письмах друг другу, но Каро очень сомневалась, что письма воспоследуют.
Она вошла в вагон с одной своей объемистой плетеной сумкой, с которой так удобно было воровать консервы в универсаме, и всю дорогу до Лос-Анджелеса тупо смотрела в окно. Она твердила себе, что последние четыре месяца были не пустой тратой времени, что она не совершила ошибки, присоединившись к коммуне. Она ошиблась только в определении своих намерений. Опять вышло так, что она сыграла роль — на этот раз девушки, порвавшей с обществом. И вот театральный сезон завершен, и спектакль снят с репертуара.
Мать приехала на вокзал встречать ее на своем белом “Мерседесе”.
— Тебе надо помыться, — первое, что сказала Зоэ.
В сентябре у них состоялся серьезный разговор.
— Я собираюсь в Нью-Йорк, — сказала Каро.
— Зачем? — осторожно поинтересовалась Зоэ. — Там что, образовалась какая-то другая коммуна?
— Нет, — ответила Каро. — Там Бродвей. Зоэ радостно хлопнула в ладоши, потом крепко обняла дочь.
— Что ж, я должна сказать, что думала ты долго, но зато и порадовала меня наконец.
Она мгновенно взялась за дело: закупила для дочери целый гардероб для длительного проживания на Восточном побережье и отвезла Каро в салон Элизабет Арденн, где Роберто сделал ей стильную прическу. Зоэ просмотрела театральные справочники в поисках возможных будущих агентов. В конце концов, уже ничего не оставалось делать, кроме как только заказать билет на самолет.
— В один конец? Или туда и обратно? — поинтересовалась Зоэ.
— Только туда, — ответила Каро. Зоэ была довольна таким ответом.
— Это означает, что у тебя серьезные намерения.
— Вполне.
— Отлично.
В аэропорту Зоэ вручила дочери деньги на первые полгода жизни в Нью-Йорке.
— Давай, девочка, вот теперь уже пни их всех хорошенько.
Они обнялись на прощание.
— Когда получишь первую роль, я прилечу на тебя посмотреть. Но учти, я не трачусь на перелеты ради хористок.
— Вы по делу в Нью-Йорк? — полюбопытствовала соседка в салоне самолета. Ей было около семидесяти. Возраст выдавали ее изуродованные артритом пальцы.
— Вы угадали, — откликнулась Каро. — В Манхэттен. Хочу поступить на сцену.
