Когда я возвращаюсь на кухню, Густав моет свои ножи. Все уже убрано, столик чист.
— Дори сказала, остатки можно забрать домой, — говорит он через плечо. — Я сложил тебе пакет.
— Спасибо, Густав.
— Малышка, — он поворачивается ко мне, — не расстраивайся из-за него, ладно-э?
Я заглядываю в раковину, но моих ножей там нет, — оказывается, Густав их уже вымыл, вытер и разложил на чистом полотенце.
— Ну зачем ты… — с благодарностью говорю я.
— Всегда пожалуйста, дорогая.
Молча надеваем на лезвия картонные футляры и укладываем ножи в свои ящички.
— Ну успокой меня, Густав! — жалобно прошу я. — Скажи, что у меня просто паранойя.
— Может, да, может, нет.
— Ну, спасибо! Утешил.
— Одно точно — если это судьба, то все сложится.
— Ты прав, — соглашаюсь я и делаю пару глубоких вдохов. Забыть, забыть, забыть…
Сняв фартук, я стою посреди кухни в шикарном шелковом платье и забрызганных соусом башмаках.
— Отлично смотришься, малышка.
— Неужели?
Я нарочито громко топаю к стулу и плюхаюсь на него, сую в рот не зажженную сигарету и по-мужски — щиколотка на колене — закидываю ногу на ногу.
— Симпатичное бельишко, — отмечает Густав. — Ну-ка, надевай свои красивые туфельки и допьем шампанское на балконе.
Билли и Мигель уже там, пьют что-то из бокалов размером с голову младенца. Воздух по-весеннему мягок, с Гудзона веет теплым бризом. Над огромным бокалом появляется лицо Билли.
— Ба-ба-ба! — восклицает он. И добавляет: — До меня дошли слухи: кто-то намерен подать заявку на новое кулинарное шоу?
— Да, да, — подтверждает Мигель на своем небогатом английском, энергично кивая.
— Не надо об этом, — прошу я.
Билли разглагольствует, не обращая внимания на мои слова:
— Требуется что-нибудь неформальное и смелое, как ты сама. Для молодых и активных — опять же, таких как ты, они слишком заняты, чтобы готовить самим, но обожают учиться. Может, им осточертел их город, работа, партнер, может, они мечтают о свободе… Ты могла бы объездить весь мир! Днем кататься на верблюдах, а вечером готовить кускус в компании с бедуинами! Прыжки на тросе со скалы и сэндвичи с кенгурятиной! Экстремальные горнолыжные спуски и фондю! Это шоу благодаря его ведущей внесет разнообразие в жизнь зрителей. Масса вариантов! А что? Идея! Назови его, скажем, «Варьирующая повариха»! Или, для тех, у кого сексуальные проблемы, — «Вибрирующая повариха»! Венички для взбивания можно заменить вибраторами…
— Хватит, — обрываю я. — Дика Давенпорта я не интересую. Ни с какой стороны. По причинам известным только ему. А меня, — добавляю уже не так уверенно, — не интересует Дик Давенпорт.
— Прячь руки, Мигель, быстро! Видишь, она разошлась? Держи конечности поближе к телу, — советует Билли.
Видимо, Мигель понимает по-английски лучше, чем говорит, потому что он ловко сует руки под себя.
— Дику пришлось срочно уехать, — вставляет Густав.
— Вот как, — осекается Билли. — Ну, это еще ничего не значит, правда?
— Мы как раз собирались в «Карлейль» поужинать, — говорю я.
— И?
— И — ничего! Он уехал, и все.
— Какой-то семейный кризис, — уточняет Густав.
— Кризис? Что за кризис? — спрашивает Билли.
— Вот именно, — язвительно говорю я, игнорируя беспокойство, прозвучавшее в его голосе.
— Лейла, а тебе не приходило в голову, что у него случилось что-то серьезное? — Билли выдергивает меня из моего мирка.
— Не приходило, — тихо говорю я.
— А он что-нибудь объяснил?
— Нет, просто смылся.
Откинувшись в кресле и взбалтывая темную жидкость в своем бокале, Билли задумчиво тянет:
— Ох и задам же я трепку этому молодому человеку.
Подходя к двери квартиры, я слышу смех. Не могу! Нет никаких сил смотреть, как Джейми и Том пьют шампанское и наслаждаются своим счастьем. Проскользнув в кухню, я замечаю, что на тостере лежит пухлое письмо от Джулии. Любящая мама шлет предостережение никчемной дочке. Я давно боюсь этих конвертов, с косыми каракулями и обратным адресом, тисненным золотыми буковками. Они всегда битком набиты пакостями, вроде новостей об очередном открытом учеными заболевании, передающемся половым путем; или грязными историями из «Космополитена» о нью-йоркских холостяках, которые, несмотря на искренние обещания, искренне заинтересованы только в одном: заманить в свою постель как можно больше красивых, талантливых и, увы, ничего не подозревающих городских девушек. В Нью-Йорке подходящих холостяков нет!
Налив из кувшина большой стакан воды, я залпом ополовиниваю его, готовясь к писанине, которую мне предстоит прочесть. От высоких каблуков у меня уже ноют ноги, но я стараюсь взбодриться, чтобы произвести должное впечатление своим сногсшибательным нарядом. Минуя короткий коридорчик, вплываю в гостиную.
— Наконец-то! — вскрикивает Джейми. Она кошечкой соблазнительно свернулась на диване, а напротив нее на складном стуле, в футболке и рваных джинсах, сидит Фрэнк.
— Ч-черт, — медленно произносит он.
— Бляха-муха. — Я выжимаю из легких весь воздух.
— Дружок, ты выглядишь…
— Круто, — подсказывает Фрэнк.
Кажется, я сейчас упаду в обморок. Нужно взять себя в руки, сохранять спокойствие.
— Хочу выпить. — Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и шагаю в сторону кухни.
— На столике бутылка «Бушмилс»! — кричит вдогонку Джейми.
Дрожащей рукой я хватаю бутылку виски, отпиваю, сколько могу, после чего наполняю еще и стакан. За спиной раздаются шаги; Джейми тянется губами к моему уху, от нее пахнет виски:
— Аппетитный кусочек!
— Кусочек дерьма. — Я делаю большой глоток.
— Последние сорок пять минут он только и делал что плакался о тебе. Говорит, ты разбила ему сердце.
Джейми пьяна, ее голос дрожит в сентиментальном угаре. Вот что Фрэнк делает с женщинами.
Снова шаги.
— Нам надо поговорить, — заявляет Фрэнк с порога; вид у него серьезный.
— Не нужно лишних слов, — поет Джейми и, шатаясь, выходит из кухни. — Намек принят!
Я чувствую тепло, исходящее от рук Фрэнка, но прячу глаза. Мои коленки вот-вот начнут стучать друг о друга.
— Взглянуть-то хоть на меня можешь?
— Нет, — отрезаю я, упорно глядя в стакан.
— Лейла… — Фрэнк кладет руку на мое голое плечо.
Вывернувшись, я смотрю ему в глаза и никак не могу придумать, что ответить. А момент уходит — тот самый момент возмездия, о котором я столько мечтала.
