Сандра тоже выбрала бабушкину комнату, чтобы поведать брату об удивительном происшествии. Я до сих пор не могу опомниться, Марти, знаешь, сегодня отец заходил за мной в школу, встретил там Монику, и они поругались прямо посреди улицы. Правда, когда я вышла, ее уже и след простыл. Мне обо всем этом рассказали друзья. Когда я спросила папу, что он тут делает, сказал, что хотел зайти за мной, но потом решил, что я уже ушла, а Монику он вроде бы упрекал за то, что она бросила свою подругу, то есть меня. Я спросила, зачем он вмешивается в мои дела, но отец ничего не ответил. Такой стыд, Марти, такой позор.
Долорс от удивления чуть не задохнулась. Стычка Жофре с Моникой произошла явно не из-за того, что та предала подругу. Наверное, в нем вновь заговорила уязвленная мужская гордость, и он устроил сцену ревности, которая, видимо, произвела сильное впечатление на окружающих, хорошо еще, что Сандре не сообщили о содержании разговора — должно быть, у Жофре все-таки хватило ума говорить вполголоса, потому что, если бы хоть кто-то услышал или догадался, о чем речь, новость произвела бы эффект разорвавшейся бомбы.
И Сандра, жалуясь брату: такой стыд, Марти, такой позор — даже не подозревала, как это верно. Точно так же после тяжелого молчания отреагировала Леонор, когда Долорс сказала, что знала, что Антони женат: какой стыд, мама, в это невозможно поверить… И прибавила: как ты могла? Долорс вместо ответа лишь вздохнула. Что возразить бедняжке Леонор? Ей бесполезно объяснять, что значит любить. Что поделаешь, девочка моя, так вышло, выдавила Долорс. Та стояла на своем: но он женат. Черт возьми, что за безумие, думала Долорс. А Леонор сидела и ждала других объяснений, «так вышло» ее не устраивало. Мы любим друг друга, в конце концов не выдержала Долорс, надеясь, что хоть это дочь в состоянии понять. Ну да, конечно, ответила та, представляю, только этого не хватало.
Очень долго потом Леонор отказывалась нормально с ней разговаривать. Она сердилась на мать, а Долорс вела себя с дочерью по-прежнему, и, поскольку два человека не могут поссориться, если один из них не желает этого, дочь волей-неволей постепенно успокоилась, поняв, что мать нисколько не мучается угрызениями совести из-за своей внебрачной связи. В конце концов она стала приветливой с Антони и даже пригласила его на свою свадьбу.
Когда Леонор выходила замуж, Долорс еще курила. Она бросила курить в тот день, когда мотоциклист сбил Антони.
В тот день для нее закончилось многое.
В тот день она тоже умерла. И в ее оболочке поселилась другая женщина.
А вот священник оказался тот же самый. Долорс с ужасом почувствовала на себе его обвиняющий взгляд, этот слуга Божий, вероятно, думал, что и Антони она отправила на тот свет своими руками, что она — хладнокровная убийца мужей и любовников. К тому же в день похорон она — новая Долорс в старой оболочке — уже не плакала, утратив способность лить слезы. Она рыдала над трупом любимого посреди улицы, ее еле оттащили от него, она была вся в крови, которую потом отказывалась смывать, говоря, что в этом нет необходимости, ведь это ее собственная кровь, она у них с Антони одна на двоих. В конце концов у нее кончились силы рыдать и кричать и она позволила себя увести, а когда зашла в ванную комнату и взглянула на себя в зеркало, то увидела перед собой высохшую, уродливую женщину с темными пятнами на коже и платье. Потом она встала под душ, и чистая вода смыла с нее все краски жизни, навсегда сделав бесполой.
В день похорон Долорс смотрела на гроб с телом Антони и пыталась пробудить в себе хоть что-нибудь, способное выжать из глаз слезы, которые убедили бы священника, что она не несет ответственности за эту смерть. Безуспешно, в ее сердце прочно поселилось безразличие. Наверное, виной тому инстинкт самосохранения, но факт остается фактом: она не проронила ни слезинки. В конце церемонии, когда все начали расходиться, священник послал Долорс вопрошающий взгляд, смысл которого она прекрасно поняла. Он спрашивал: кто же будет следующим, сеньора?
Следующего не будет. Никогда. После Антони это невозможно. Закончились слезы, и закончились мужчины. Его дети — вот те плакали. Мария не пришла, возможно, потому, что не знала, где ей надлежало стоять: в первом ряду или где-нибудь в укромном уголке, и не была уверена, что брачный контракт, заключенный на бумаге, имеет какое-то значение перед лицом смерти. Не знала — вдова она или нет.
После этого — все. Антони оставил ей в наследство запрещенные книги, он уже довольно давно составил завещание. И еще оставил за ней место в книжном магазине — до тех пор, пока она сама не захочет бросить работу, или до выхода на пенсию. Владельцами магазина он сделал своих детей.
Долорс решила уйти на пенсию за год до установленного законом срока. Она закрылась у себя в квартире и много месяцев подряд читала запрещенные книги, на которые раньше у нее не хватало времени. Долорс уже дважды бралась за них: первый раз — в молодости, в доме Антони, второй — когда работала в книжном. Но оба раза все заканчивалось ничем, потому что находились дела поважнее. Теперь самым важным стало чтение. Теперь-то ее уже ничто не отвлекало.
Мышка упала. Это оттого, что левой рукой управляться с нею неудобно. Долорс с трудом нашла колокольчик — сначала взглядом, а потом и рукой, и позвонила. Марти тут как тут.
— Что случилось? А, мышка.
Он наклонился, вернул ей мышь и ушел. Наверное, сидит за другим компьютером — работает или учится. Неожиданно перед глазами замелькали искры, скрывшие от нее кота. Проказник, а проказник, куда ты спрятался? Странные вещи происходят сегодня, очень странные. У нее болит нога, вдруг зачесалось и закололо в глазу, который уже довольно давно ее не беспокоил. Теперь вот колет так сильно, что ей больно. Ей кажется, что она почти ослепла. Да, творится что-то странное, но чего уж она никак не ожидала, так это сюрприза, показавшегося в дверях. Долорс закрыла и вновь открыла глаза, чтобы убедиться, что не спит. Нет, это не сон, потому что сюрприз никуда не делся: это Антони. Долорс приподняла голову, попыталась заговорить, не смогла и только нечленораздельно замычала. Антони приблизился, улыбаясь, взял ее за руку и сказал: молчи, молчи, не трать силы. Долорс хотела спросить, как он здесь оказался, если давно умер, но не могла произнести ни слова, однако Антони, который всегда все понимал, прикоснулся своими горячими губами к ее губам и объяснил, что он вовсе не умер, что это был не его труп, произошла ошибка. Долорс приоткрыла рот. Ей не хватало воздуха, она закашлялась от удушья, и мышка вновь упала на пол.
— Бабушка, что случилось? У тебя все в порядке?
Марти зашел в комнату, а Антони исчез. Эту привычку прятаться он сохранил со времен их незаконной связи, а то ведь что подумал бы Марти, обнаружив у нее в комнате мужчину, который вовсе не его дедушка, но наклонился над бабушкой и целует ее в губы, да и вообще бабушка слишком старая для подобных вещей. Нет, вовсе нет, она никогда не будет слишком стара ни для чего, мысленно говорит старуха внуку.
Оказалось, что запрещенные книги не такие уж интересные. Нет, конечно, совсем неинтересных книг не бывает, однако за свою жизнь Долорс прочла столько, что теперь ожидала чего-то другого, они должны были поведать ей гораздо больше, чем обычные книги, она искала в них ключ к сложнейшим головоломкам, секретный код или что-то в этом роде. Нечто такое, что диктатура старалась утаить на протяжении стольких лет.
