Книга Роман для женщин - Михал Вивег

Зловещее молчание — Взрыв Лауриных эмоций — Обработка печали

1

Немыслимо!

Я тоскую по сорокалетнему невропату-алкоголику, который изменяет мне и у которого все лето воняют ноги!

Я даже обнаруживаю, что все еще люблю его!

Вы можете в это поверить, милые сестры?

Я тоже не могу!

2

В июле раз десять я пытаюсь дозвониться Оливеру, но он никогда не берет трубку. Когда звоню ему с другого номера, он кладет трубку, как только услышит мой голос. В августе посылаю ему длинное письмо, но он возвращает его.

Нераспечатанным!

Естественно, я начинаю корить себя, что предала его. Согласно Дорис Вольф я до сих пор пребываю во II фазе, называемой «Взрыв эмоций»: у меня резкие колебания настроения, я чувствую себя беспомощной, внутренне опустошенной, виню себя в нарушении прекрасных партнерских отношений, терзаюсь тяжкими сомнениями и кажусь себе толстой, глупой и непривлекательной (страница 10).

— Мне нужно сбросить пять-шесть кило! — звоню я ночью Ингрид. — Может, и грудь мне уменьшить?

— Чушь. Ты абсолютно супер.

— Может, мне надо выйти замуж? Или хотя бы родить ребенка?

— Тебе надо выбросить из головы Оливера, — терпеливо втолковывает мне Ингрид.

Приходится признать, что в этом что-то есть. «Не позволяйте мыслям о вашем бывшем партнере определять ваши чувства и вашу жизнь», — предупреждает Дорис Вольф. Предлагает она и решение: жестокую, но якобы весьма действенную методу, способствующую окончательному и бесповоротному освобождению от любви к бывшему партнеру — так называемую «Обработку печали». Пример тому — траурные ритуалы некоторых внеевропейских культур, в которых скорбь не подавляется, а, напротив, осознанно выражается. Конкретно это выглядит так: выбираете подходящий день (лучше всего годовщину бракосочетания или нечто подобное), запираетесь в квартире одна и в течение по меньшей мере шести часов вызываете у себя самые прекрасные и самые приятные воспоминания о бывшем партнере (негативные воспоминания строго запрещены). Страданию не сопротивляйтесь, напротив, позвольте ему целиком овладеть вами; чем ваши страдания сейчас будут глубже, тем лучшего результата вы достигнете. Отчаяние будет смыто потоком слез, и вы навсегда обретете иммунитет против болезненных воспоминаний (при рецидиве повторите методу).

— Как ты считаешь? — спрашиваю я Ингрид.

— Чем черт не шутит, — говорит она не очень уверенно. — Я бы попробовала.

3

Я выбираю день первой годовщины знакомства с Оливером (случай благоприятствует мне: дома я одна, мама сопровождает диетолога в его двухдневной командировке в Карловы Вары).

Придя с работы, я запираюсь, опускаю во всех помещениях жалюзи, отключаю телефон и мобильник. Ощущение такое, будто готовлюсь к самоубийству. Я почему-то нервничаю и стыжусь саму себя: проходя переднюю, даже не смотрюсь в зеркало. Принимаю душ, надеваю романтическое летнее платье, которое когда-то мне купил Рикки: оно длинное, почти до пола, кремово-белое, в маленьких голубых цветочках. В нем я всегда казалась себе слишком солидной, но Рикки уверял, что оно очень идет мне (кстати, это платье точно отражает представление Рикки о женственности).

Я была в нем, когда год назад впервые увидела Оливера.

Сначала сажусь в гостиной, но потом, подумав, перехожу в свою комнату и ложусь на расстеленную постель.

На ту самую постель, на которой мы с Оливером впервые любили друг друга.

Я не в силах избавиться от ощущения, что доктор Вольф наблюдает за мной. В квартире необычно тихо. Я поднимаюсь с постели и вставляю в проигрыватель один из любимых дисков Оливера. Но что делать дальше? Все идет как-то очень тяжко. Ну ладно. Начну с того, что положу на постель все вещи, так или иначе связанные с Оливером. Их немного: два красно-желтых альбома с фотками, снятыми на Канарах и в Хорватии, серебряный поясок и сережки, подаренные мне ко дню рождения, его бритвенный аппарат (я так долго исподтишка брила им ноги, пока он вконец не разъярился и не подарил его мне…), его зубная щетка и черная майка с рекламой виски Johnnie Walker, в которой он поначалу здесь спал. Все эти предметы кажутся мне мертвыми, Оливера в них нет. Мои воспоминания оживляют только фотографии. Я задумчиво листаю хорватский альбом и вдруг вспоминаю веер морщин вокруг его глаз, его широкие плечи, его детские часики на загорелом запястье, его заношенные рубашки и свитера…

Отложив альбом, я вспоминаю его старую «шкоду» и наши загородные поездки. Вспоминаю, как в кино или в такси я клала голову ему на плечо.

Думаю о том, как он помогал бабушке убирать папину могилу.

Слышу, как гремел в замке его ключ.

Представляю себе, как он гладил меня. Вспоминаю его смех, его голос, его дыхание, его жесты, его походку, его усталость, его поцелуи.

(И разумеется, громко плачу.)