Ветеринару понадобилось пять секунд, чтобы освободиться от того, чем он был занят.
— Вы помните, — спросил Эразм, — того господина, в саду которого вы забрали большую обезьяну? Она вернулась. Обезьяна. Та самая.
Прошло несколько секунд, прежде чем врач смог ответить:
— В каком она состоянии?
Эразм взглянул на себя.
— В хорошем, — ответил он. — Как вы думаете, что нам делать?
— Оставайтесь на месте, — сказал врач. — Я сейчас приеду.
Связь разорвалась, и обезьяна непроизвольно отодвинула трубку, чтобы посмотреть, куда делся врач. Маделен взяла у него трубку и протянула ему шляпу и тёмные очки. Она погладила Джонни по щеке.
— Поехали, — сказала она.
Маделен и Эразм вышли из полумрака фургона на яркий солнечный свет Далиджа и, пройдя пятьдесят метров по дороге к дому, в саду которого два месяца назад Андреа Бёрден впервые увидела Эразма, позвонили в дверь. Открыла горничная.
— Моему дяде неожиданно стало плохо, — сказала Маделен, — можно к вам зайти?
Пол в холле был выстлан чёрными и белыми мраморными плитами, и повсюду стояла белая полированная мебель. Горничная принесла два стула.
— Я очень хочу пить, — сказал Эразм.
Он подбирал слова из своего постоянно растущего, но ещё небольшого словарного запаса.
— Ведро, — сказал он. — Будьте так добры, принесите, пожалуйста, ведро воды.
Человек, который вышел к ним, три месяца назад своей самоуверенностью напугал бы Маделен. Теперь она — со своей новой точки зрения на общество и его членов — классифицировала его как слоёный пирог: нижний слой состоял из раздражения тем, что ему помешали, потом шёл слой страха, что это переодетые воры, далее — слой неуверенности, возникающей при малой физической дистанции, а сверху глазированный слой светской любезности.
— Извините, пожалуйста, за вторжение, — сказала она. — Мы уже вызвали «скорую помощь». Она должна быть здесь с минуты на минуту.
Мужчина вздохнул с облегчением и подошёл к обезьяне.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Спасибо, хорошо, — ответил Эразм. — А вы?
Хотя и совсем некстати, но Маделен вдруг кое-что поняла о своём любимом существе. Что он совершенно — и физически, и психически — неспособен врать.
Мужчина хлопал глазами.
— Приятно слышать, что вам лучше, — сказал он.
— Приятно слышать, что вам приятно, — сказал Эразм.
Мужчина стоял и раскачивался взад и вперёд. Горничная принесла ведро воды. Эразм поднёс его ко рту и выпил литров десять.
Мужчина перестал качаться. Теперь он стоял совсем неподвижно, во все глаза разглядывая гостя.
Раздался звонок в дверь. Никто не пошевелился. Дверь открылась, и вошёл Александр Боуэн. В белом халате и с маленькой кожаной сумкой в руке.
После яркого солнечного света на улице он в полумраке холла смог разглядеть только хозяина дома и горничную.
— Где он? — спросил он.
Мужчина показал на Эразма. Врач подошёл поближе и остановился.
— Мы, — сказала Маделен из темноты, — очень рады снова вас видеть.
Они с Эразмом встали с двух сторон от врача и повели его к двери. Хозяин дома, под влиянием нахлынувшего deja-vu, сделал несколько неуверенных шагов им вслед.
В дверях обезьяна сняла свою фетровую шляпу и поклонилась горничной. Мужчина уставился на белую шерсть на черепе.
— Большое спасибо за приют и угощение, — поблагодарил он. — И вам, и вашему мужу.
4
Ветеринарная «скорая помощь» стояла в двадцати пяти метрах от фургона. Они забрались внутрь через заднюю дверь. На водительском сиденье, по другую сторону внутреннего стекла, сидели два санитара. Стекло отодвинула Маделен, но приказания отдавала Присцилла.
— Поверните, пожалуйста, за угол и остановитесь, — сказала она.
Врач не сводил глаз с Эразма.
— Значит, это правда, — произнёс он. — Он может говорить.
«Скорая помощь» повернула за угол и остановилась. Врач по-прежнему смотрел на Эразма.
— Вы крупно разбогатеете, — сказал он Маделен. — Надеюсь, что у него хороший импресарио. И хороший бухгалтер.
От возбуждения он захихикал.
— Его первая налоговая декларация, — сказал он. — Вот смеху-то будет. Закона о доходах обезьян нет.
Маделен просунула санитарам купюру.
— На сегодня вы свободны, — сказала она. — Возьмите такси и отправляйтесь домой. И купите по цветочку своим жёнам.
Два человека вышли из машины. Маделен задёрнула серые занавески на окнах. Она открыла кожаный чемоданчик врача. На голубом бархате лежал пневматический пистолет, шприц и две стеклянные ампулы, одна из них с зелёной, как весенняя листва, жидкостью.
— Пентобарбитал, — сказала Маделен. — Адам говорит, что он мгновенно действует на центральную нервную систему. Смерть наступает через две секунды.
В машине стало тихо.
— Я могу закричать и позвать на помощь, — заметил врач.
Маделен ничего не ответила.
— Вас, наверное, интересуют результаты. Из лаборатории ДНК. Института популяционной биологии. Это лучшее место. Именно они делали обратное скрещивание лошади Пржевальского. Секвенирование ДНК. Так это называется. Они кладут псевдогены рядом. После чего смотрят, сколько фенотипически нейтральных различий имеется. Различия представляют собой молекулярные часы. По ним определяют, насколько разошлись два вида. Как давно они разошлись. Именно таким способом они определили, на каком расстоянии мы от шимпанзе. Шесть миллионов лет. Плюс-минус миллион.
Он сделал тактическую паузу рыночного торговца.
— Что я получу за то, что рассказываю вам всё это? — спросил он.
Ответила ему обезьяна.
— Лучшее, что мы можем для вас сделать, — сказала она тихо, — это позволить вам жить дальше.
Маделен задумчиво отметила для себя это новое выражение свойственной её любовнику искренности. Обезьяна произнесла не угрозу, поскольку угроза — это часть игры, а обезьяне были чужды игры и ухищрения. Эразм сообщил беспощадную истину.
У ветеринара побелели губы. Он посмотрел на Маделен, на обезьяну и произвёл переоценку своего положения. После чего он сдался.
— Когда я увидел её — извините, вас — в первый раз, то подумал, что это новый вид шимпанзе, так мы все думали, и Бёрден, и его сестра. Новый сенсационный вид шимпанзе. Из умеренного климата. Это было отправной точкой. Это мы и сказали молекулярным таксономистам. Что это некое подобие шимпанзе. Мы, конечно же, не показывали им никаких снимков. Они получили только пробы ткани. Они сделали секвенирование тридцати тысяч генов. Это, должно быть, стоило мисс Бёрден целое состояние. Всё оказалось не так, как мы думали. Она — извините, вы — не были близки к шимпанзе. Она оказалась близкой, ужасно близкой — просто не отличить — к нам самим. Она — извините, вы — во всяком случае в генетическом отношении, едва ли являетесь обезьяной. Скорее человеком.
