— Скорее доставайте его оттуда! — закричала она.
Людо и Дуду вытащили некое подобие тряпичного саркофага. То был Максанс — без сознания, завернутый в три одеяла. Он надел всю свою зимнюю одежду, несколько пар носков, брюк, все свои свитера, перчатки, шарф, а на голову натянул две альпинистские шапки, причем одну — задом наперед.
В столовой, после рюмки вина, он пришел в себя и стал мило улыбаться воспитанникам. Мадемуазель Ракофф поинтересовалась, какая муха его укусила. Максанс ответил, что хочет вскоре отправиться в Сахару, но сначала ему надо привыкнуть к жаркому климату.
* * *
Людо в конце концов перестал выходить по воскресеньям. Чужие родители приводили его в уныние. Он оставался лежать на полу своей комнаты, разглядывая безрадостный карнавал масок, взиравших на него со стен. Он придумывал сказочные зрелища, читал книги, которые Фин наугад брала ему из библиотеки полковника, проклятого места, куда мадемуазель Ракофф строжайше запрещала входить. В его руки попали «Маленький принц», диссертация по хирургии о психологии взаимоотношений между стоматологом и пациентом и «Поездка Сюзанны в Судан». Его приводили в восторг все эти загадочные слова, еще более таинственные, чем ночные звезды.
Под видом дружеского предупреждения Одилон пытался его запугать:
— Чтение книг в Сен–Поле запрещено. Всем, кроме Люсьена. Энциклопедии — пожалуйста, но только не другие книги. Представьте, что будет, если вас застанет мадемуазель Ракофф! Или кто–нибудь донесет… Например, одна из девчонок!..
И он сильно взмахивал рукой, будто хотел стряхнуть с нее воду.
— А где твой барашек? — говорил в ответ Людо. — В аду? Когда родственники воспитанников уезжали, он с наступлением
сумерек бродил по парку, впитывая ауру, оставленную посетителями, которым он завидовал, как избранной касте.
Наконец настал и его день. Еще до восхода солнца Людо закончил свой утренний туалет и, когда на заре Фин отперла коридор, он уже стоял под ночником с букетиком примул в руке.
— Это для моей матери, — сказал он почти враждебно. — Теперь вы увидите, что это мой снимок…
Он не оставлял надежды до самого вечера и продолжал стоять у ворот, отказываясь от еды, борясь с предчувствием, что она не приедет, и даже с любовью провожал взглядом светло–голубую «Флориду», надеясь на чудо и зная, что заблуждается.
В девять часов вечера появился Мишо — один. К этому времени все родители уже разъехались. Увидев его. Людо не испытал никакого удовольствия. Его появление не вписывалось в магический круг любовно лелеемого ожидания, длившегося вот уже пятьдесят один день. Он даже не спросил, приехали ли Николь и Татав. Механик был пьян.
— А вот и ты, малыш, — еле выговорил он. — Ай–яй–яй! Коли где и есть такой молодец, так это точно ты…
Он лавировал между столами, накрытыми на террасе, и, пьяно улыбаясь, умилялся до слез при виде воспитанников, заинтригованных столь шумным пришельцем.
— И вы, дети, тоже славные ребята!.. Такие молодцы, каких и не сыщешь… Мне все в вас чертовски нравится: и ваши шапочки, и ваши славные личики, и ваши милые улыбки. И пусть вы немного с приветом, что ж, это не важно! Все лучше, чем быть женатым на чертовой бабе, которая и близко не заслуживает иметь такого парнишку!..
Он взял Людо за плечи и показал его всем собравшимся.
— Потому что этот парень, скажу я вам, пусть только кто тронет хоть волос с его головы… узнает что почем!..
В эту минуту мадемуазель Ракофф вышла навстречу своему кузену, делая вид, что не замечает, что он навеселе.
— Уж не помню, знаком ли ты с моими помощниками Фин и Дуду…
Мишо пожал руку негру и объявил, что сенегальские стрелки, с которыми ему доводилось иметь дело в армии, были единственными, кто не сачковал.
— Надеемся, что вы будете приезжать сюда чаще, — с притворной любезностью сказала кухарка. — Правда, Людо?
Но тот, казалось, утратил дар речи. В этот момент сзади подошел Максанс.
— А, вот и твои приехали, — сказал он, тщательно выговаривая слова. — А то я уже было начал волноваться. Твоя мать здесь?..
— А ты? — ответил Людо.
Одилон рассказал Мишо, что с тех пор, как Людо приехал в Сен–Поль, он сделал огромные успехи.
— И правда. — соглашался механик. — Не знаю в чем, но он изменился. И к тому же вырос. Дети, как фасоль, растут в высоту…
Он обнял Людо за шею.
— Я знаю, о чем ты хочешь спросить, слышь? Я же не дурак какой… Ты хочешь знать, почему Николь не приехала и Татав тоже… Я прекрасно знал, что ты это спросишь, но это все неважно, и потом, я же приехал!.. — Он усмехнулся: — Дело в том, что у твоей матери… у нее в печи есть другие калачи… в общем, еще один малыш!.. Нельзя ее слишком тревожить… Хотя она совсем не растолстела… Ни чуточки! Талия — прямо осиная!.. Ну вот… А у Татава экзамены, не помню уже какие, но они оба просили тебя поцеловать. Ты ведь доволен, что я приехал, а? Ты рад увидеть Мишо?..
Людо неловко согласился, немного поколебался и, глядя в сторону, заявил:
— В июле каникулы… все разъезжаются… мне тоже нужно домой!
Мишо дружески хлопнул его по животу и, словно радуясь сообщить хорошую новость, сказал:
— Вот именно! Очень хорошо, что ты об этом вспомнил. Хочу тебе сказать, что ты возвратишься домой — и даже очень–очень скоро!
Затем обратился к другим воспитанникам:
— И вы тоже, дети, все поедете к морю. Все поедут к морю вместе с моим малышом, все поедут купаться. И если Николь это не понравится, все равно будет так, как я сказал!
Он остался поужинать вместе с мадемуазель Ракофф и Людо, который не притронулся кеде. Мишо хотел все знать о яслях, клялся, что это самая гениальная штука из всех, что он видел:
— Это то, чего не хватает в Бюиссоне! Яслей на камине. А в них — кучи барашков, как велогонщиков!.. Ну да!.. Если бы твоя мать знала, что я здесь, ну и закатила бы она мне!..
За десертом он стал клевать носом и похрапывать. Фин поставила ему раскладушку в углу столовой, на которой он и уснул, пообещав напоследок прямо с завтрашнего утра приступить к обучению детей игре в шары. Посреди ночи он скрылся как вор.
На следующей неделе Людо получил письмо от Николь, подписанное также Татавом и Мишо.
Бюиссоне, 6 июня
Дорогой Людовик!
Ты не часто сообщаешь о себе. Впрочем, кузина держит нас в курсе, и мы рады, что тебе лучше. Я чувствую большую усталость. В апреле у меня был страшный насморк из–за того, что ветер дул, не переставая. И потом, доктор сказал, что мне нужен отдых. Так что не надо быть эгоистом и требовать, чтобы я приезжала к тебе каждый раз. И Мишо не надо заставлять ездить так далеко, ведь он уже немолод. Надо думать о других и помнить, сколько горя ты им принес. Сейчас стоит жара и мы обедаем во дворе. Ладно, посылаю тебе посылку и целую тебя.
