Юрий Чадович храпел, Арнольд Халупняк негромко и редко постанывал, а вот Матросов спал неслышно — даже дыхание его было ровным и спокойным. Словно не в бараке человек спал, а в родимом доме, у жены под боком.
Некоторое время Криницкий раздумывал о событии, которое они сегодня наблюдали. Плевать ему было, инопланетный ли это корабль, или родное государство с новой техникой балуется, в любом случае ничего хорошего жадать не приходилось — и то, и другое наверняка относилось к государственным тайнам, а их в Советском Союзе хранили хорошо, даже слишком. И гадать не стоило, что их всех ожидало в случае, если наверху решат все как следует засекретить.
И тут надо было крепко подумать, некоторые возможности открывались в связи с особым режимом работы, который их ожидал. В пещерах, говорите, работал будем? Что ж, поработаем. У пещер тоже не единственный выход бывает! Но по мере того как Криницкий размышлял о будущем, тем меньше оптимизма он испытывал. Пусть у этих пещер по десять ходов и выходов, куда по ним бежать-то? Вся страна в колючке, как говорится, граница на надежном замке. Ходили, правда, по лагерям легенды о дерзких побегах отдельных смельчаков, которые без еды и теплой одежды до Берингова пролива добегали. Так они, если и в самом деле существовали, с Чукотки и Магадана бежали, да и Колыма к Америке куда ближе, чем Урал. А куда скрыться без документов в стране, где милиция документы проверяет чаще, чем это делают в прифронтовой зоне? Возьмут отпечатки пальцев, и опять прощай свобода.
Он полежал немного, но умные мысли в голову не приходили, пугал мысли Чадович своим нездоровым храпом, который уже сопровождался присвистываниями:. сразу было видно, что человек был капитально простужен, а в условиях морозной зимы это обстоятельство ничего хорошего не сулило.
22.01.50 22/41-1275. Начальникам ИТЛ УЛИТУ по Свердловской области. В связи с необходимостью в срок до 24 января 1950 года установить из числа осужденных, отбывших не менее двух третей срока наказания, лиц, имеющих опыт горноспасательных работ, увлекавшихся до осуждения альпинизмом, спелеологией или имеющих большой опыт работы в геологоразведке. Составить список таких лиц с указанием личного номера, установочных данных осужденного, срока и статьи, по которой лицо было осуждено, оставшегося срока наказания, работы до осуждения, наличие опыта указанных выше работ или увлечений. Указанные списки в срок до 26 января направить в оперативный отдел УЛИТУ по Свердловской области.
Глава третья
Нет, ребята, в госпитале есть свои прелести, обычно отсутствующие в обыденной жизни. Медсестры молоденькие глазками стреляют, начальство, посещая, дополнительный паек приносит, хотя в госпитале и без того хорошо кормили — масло, отбивные, стакан какао в обед, а желающие даже добавку получали. Да и само время провождение в госпитале ничем особо не было ограничено. Имелись, конечно, и минусы — вроде уколов в задницу, ежедневных обходов и операции, которую Вережникову сделали на третий день после многочисленных анализов и консультаций, которые вели озабоченные врачи. Перелом у Вережникова был сложным, но вроде бы все обошлось, через несколько дней Вережников потребовал себе костыли и начал обход палат в поисках знакомых. Нога, закованная в гипс, ничего не чувствовала, только вот, сволочь, ныла по ночам, но от болеутоляющих уколов он категорически отказался. Причина была вполне прозаическая — Вережников с детства побаивался уколов, и вид стеклянной трубки с иглой вызывал у него отвращение и легкую дрожь.
Генерал Сметании лежал в отдельной палате, как ему и полагалось по высокому генеральскому чину, посещать генерала врачи не рекомендовали, да и сам Вережников к генералу не рвался. В друзьях они не ходили, а свидетельствовать свое верноподданничество и без Вережникова было кому.
Но в шестой палате он увидел знакомое лицо.
— Серов, ты? — Вережников торопливо дошкандылял, опираясь на костыли, до кровати больного, осторожно присел у лейтенанта в ногах.
— Я, товарищ подполковник, — сипло отозвался тот. — У вас нога излишне чувствительной оказалась, а у меня ребра слишком нежные.
— Так ты тоже в бою участвовал? — взволнованно спросил Вережников.
— Так это был бой? — слабо усмехнулся лейтенант. — Вот уж не думал. Били нас, товарищ подполковник, по всем правилам. Мы последними взлетали, я помню, что тогда в воздухе творилось!
Вережников торопливо огляделся по сторонам. Кроме Серова, в палате лежали еще несколько человек, поэтому Вережников предостерегающе прижал палец к губам.
Тот согласно прикрыл глаза.
— Ты выздоравливай, — сказал Вережников. — Летчик ты нормальный, сам видел. А все остальное приложится.
Тоскливо подумал, что об ином им с Серовым думать надо. Скорости растут, нагрузки становятся иными, и еще неизвестно, допустят их после выздоровления к полетам или скажут: кончилось ваше время, ребята, думайте, чем заняться на гражданке. Не всем же быть Маресьевыми.
Вошедшая в палату медсестра прервала неприятный диалог.
— Шли бы вы, больной, в свою палату, — проворчала она. — Мне лейтенанту укол сделать надо. И вообще, не видите — устал человек, чего его зря вопросами донимать Его и так уже замучили. И ходят, и ходят…
Тут и гадать не стоило, кто же уделяет такое внимание лейтенанту Серову. СМЕРШа, правда, уже не было, а вот особые отделы в армии пока еще никто не отменял.
В этот же день эти особисты пришли и к Вережникову.
Нет, собственно, это было бы слишком сильно сказано — особисты. Где вы видели, чтобы они ходили парами? Не арестовывать же шли, если бы так, может, кодлой нагрянули бы, все-таки боевой летчик, пусть и со сломанной ногой, А этот капитан поговорить пришел. У каждого ведь своя работа — один в небесах парит, другие навоз разгребают. Это Вережников понимал. По совести говоря,, трудно ведь сказать, чья работа важнее. Вот перед войной всех напугали, а не напугали бы? Говорят, Тухачевский с немцами спутался. А что, если действительно так? При нормальных генералах от границы до Москвы топали, а где бы были с предателями?
И все-таки можно уважать дерьмовозов за их нелегкий труд, но любить их очень трудно. Особенно если живешь ближе к Богу. А десять тысяч над землей — они и есть десять тысяч над землей. С такого расстояния и особисты тараканами кажутся. Тем более что вопросы капитан задавал такие, что Вережников даже при желании на них ответить не мог.
Через неделю нога уже болела не так сильно, но зато здорово беспокоила лангетка из гипса. Нога под бинтами чесалась, но добраться до нее можно было только при смене повязок, когда она, освобожденная от бинтов, совсем не чесалась. С костылями Вережников управлялся совсем ловко, Серову тоже разрешили вставать. Лейтенант был курящим, поэтому такое разрешение он воспринимал за счастье — попробуй полторы недели пролежать в постели и не сделать ни одной затяжки. Рехнуться можно!
