— Это не так-то легко, — ответила Эбигейл. — Дело в том, что слуги знают меня. Скоро неделя, как я здесь живу.
Кристофер поморщился, услышав, каким веселым тоном разговаривает Эбигейл, как будто это все было для нее всего лишь игрой. Кристофер не мог забыть, как печально и потерянно она смотрела на него, когда они виделись в последний раз. Какая из них была настоящая Эбигейл?
— Зачем вы привели меня сюда? — спросил Уолтон. — Вы же не разрешите мне обыскать кабинет герцога?
— Разумеется, нет. Просто тут нам никто не помешает. Хотите глоток бренди? В поместье Кэботов держат только самое лучшее спиртное.
Кристоферу послышались в голосе Эбигейл напряженные нотки, и он стиснул зубы. Эбигейл должна справиться с этим.
Несколько минут стояла тишина, нарушаемая лишь звоном стекла.
Наконец Уолтон сказал:
— Да, бренди хорош. Вам налить?
— Правда хорош, — вскоре выдохнула Эбигейл. Снова наступило молчание. Кристофер представил себе, как эти заговорщики смотрят друг на друга и пьют его бренди. Он невольно сжал кулаки, но заставил себя расслабиться. Кто и зачем смотрит на Эбигейл, теперь его не касается. Это вообще никогда не касалось его, просто он был ослеплен страстью.
— А вы сами обыскивали его кабинет? — поинтересовался Уолтон.
— Нет. Я приехала в Мэдингли-Корт, чтобы говорить и слушать, чем, собственно, и занимаюсь.
Опять воцарилась тишина. Кристофер представил себе, как они опустошают бокалы, как бренди постепенно развязывает им язык.
— И что вы слышали? — напрямую спросил Уолтон.
— Лучше расскажите, что слышали вы, — рассмеялась Эбигейл.
— Значит, вот как? Будем с вами в игры играть? Эбигейл снова рассмеялась:
— Для меня это не игра, поверьте. Оттого, как я справлюсь с этим заданием, зависит мое будущее. Я хочу доказать отцу, что смогу стать настоящим журналистом.
— Странное желание для девушки.
Эбигейл хмыкнула в ответ. Кристофер представил себе, как Эбигейл пожимает плечами, чуть склонив голову набок. Она тянет время, чтобы спиртное подействовало на Уолтона, развязало ему язык.
— Мне нравится, что статьи в газете отца влияют на людей, меняют их жизнь к лучшему. Статьи в «Морнинг джорнал» обсуждаются в парламенте, заставляют фабрикантов менять условия труда для рабочих, развлекают женщин после тяжелого длинного дня. Газета имеет большое значение.
Хотя Кристофер твердил себе, что не верит ни единому ее слову, ему казалось, будто он заглянул ей в самую душу и понял, почему журналистика так важна для нее. Ее стремление стать журналистом тронуло его сердце.
Уолтон сухо сказал:
— У вас глупые представления о журналистике. Это еще один способ пропитания. Я хорошо пишу и умею заставить людей говорить о том, о чем они не хотят, и этим зарабатываю себе на жизнь.
— Значит, вы приехали сюда, полагая, что сможете разговорить герцога? — недоверчиво переспросила Эбигейл.
Уолтон усмехнулся:
— Скорее, я хотел посмотреть, как он отреагирует на мое появление в поместье. Желающих поболтать людей тут и так предостаточно.
— Неужели кто-то сказал о Мэдингли что-то плохое? — воскликнула Эбигейл. — После общения с его друзьями и семьей можно решить, что он просто святой.
— Вы говорили не с теми людьми. Еще бренди?
— Да, пожалуйста.
Они замолчали. Кристоферу показалось, что Эбигейл хихикает. Похоже, у нее было не так-то много опыта по части выпивки.
— Я говорила с людьми не только в этом доме, — продолжила Эбигейл. — Все хвалят герцога, даже мои знакомые в парламенте.
— Однако до нас с вами дошли кое-какие слухи, — заметил Уолтон.
Сейчас Уолтон пытается узнать, что именно она слышала. Неужели Эбигейл не замечает этого?
— Я пока ищу, — задумчиво проговорила Эбигейл. — Но вам удалось уже кое-что выяснить. Зачем вы провоцируете герцога?
— У него крутой нрав. Вам это известно? Кристофер опять сжал кулаки. Что Эбигейл затеяла?
— Крутой нрав? — Едва слышно переспросила Эбигейл.
Видимо, бренди ударил ей в голову сильнее, чем Уолтону, чего и следовало ожидать.
— Я этого не заметила, — проговорила Эбигейл, словно замечание Уолтона сбило ее с толку. — Поверьте, его с таким упорством домогаются некоторые леди, что он бы уже давно выдал себя с головой.
— А что вы видели?
— Я… — Эбигейл запнулась, и мгновение спустя Кристофер услышал ее звонкий смех. — Очень умно, мистер Уолтон. Но даже бренди не заставит меня проговориться.
Затем Кристофер услышал шаги. Кто-то поставил бокал на стол.
— Мистер Уолтон…
— Ты выглядишь так соблазнительно, как персиковый пирог, — произнес журналист. — Язык у него заплетался. Как насчет вкуса? Может быть, для наших губ найдется занятие поинтереснее этого разговора?
Кристофер взялся за ручку двери.
Потом он услышал, как Эбигейл тихо произнесла:
— А как же Кристофер… — И через мгновение выдохнула: — А если он узнает?
— Кристофер? — спросил Уолтон. — Ты зовешь его по имени?
Хозяин кабинета с грохотом распахнул дверь, журналист отскочил от Эбигейл.
Кровь вскипела в жилах Кристофера.
— Я всегда знаю обо всем, что происходит в моем доме, — холодно произнес он. — Уолтон, немедленно покинь поместье и больше не появляйся здесь!
Спиртное придало Уолтону храбрости. Он подбоченился и спросил:
— А если появлюсь?
— Добьюсь, чтобы тебя выгнали с работы, которую, как тебе кажется, ты так мастерски выполняешь.
— Вы не сможете…
Охваченный яростью, Кристофер схватил журналиста за руку и завел ее ему за спину.
— Эта рука тебе нужна, чтобы писать, да?
— Нрав у вас действительно горяч, — брызгая слюной, прошипел Уолтон, но когда Кристофер еще выше завел его руку.
Эбигейл выпрямилась, но не отошла от стола.
— Ваша светлость! — воскликнула она. — Вы не должны…
Проигнорировав ее слова, Кристофер поволок Уолтона к двери. И он так резко распахнул ее, что напугал двух лакеев, беседовавших недалеко от лестницы, ведущей к черному входу.
— Проследите, чтобы этот человек немедленно покинул поместье, — приказал Кристофер.
Он толкнул Уолтона, тот споткнулся и едва не упал, но его подхватили слуги.
Журналист взглянул на него через плечо и ухмыльнулся:
— Прекрасно, Мэдингли. О результатах вашего поведения вы скоро узнаете из моей статьи.
