Если вы не пришлете отказ с моим кучером Джеффри, то в воскресенье утром я отправлю за вами свой экипаж, с тем чтобы привезти вас в мой замок.
Всем сердцем надеюсь, что вы примете мое предложение, и предвкушаю удовольствие, которое получу от вашей очаровательной компании.
Морис, граф Сент-Лайон».
– Ну вот! – воскликнула Джинни. – Мы это сделали, Шарлотта! Завтра утром он присылает за тобой экипаж.
– Так скоро? – пробормотала Шарлотта.
– Ну что ж, дорогая моя, это лишь говорит о его пылкости. Ты должна быть польщена.
– Да, – сказала Шарлотта. – Должна. – Она расправила плечи, как будто физически принимая на них новое бремя, но взгляд ее был непреклонным. – Теперь, когда самая трудная часть плана выполнена, остается лишь просто отыскать письмо и заменить его фальшивкой, – сказала она. – Ну и, наверное, мне придется изображать из себя привлекательную гостью, чтобы удерживать внимание Сент-Лайона. Но не настолько привлекательную, чтобы он ни на шаг не отходил от меня, потому что на поиски письма мне потребуется время. – Она улыбнулась какой-то новой, более напряженной улыбкой. – Хочешь не хочешь, а придется мне найти какие-нибудь способы подавления моей невероятной притягательной силы.
Джинни ее бравада не ввела в заблуждение. Куртизанка слишком хорошо знала Шарлотту. Взгляд ее темных глаз наполнился жалостью. Но сейчас Шарлотте не нужна была жалость. Ей была нужна сила.
– Как только найдешь письмо, – сказала Джинни, – ты должна придумать какой-нибудь предлог и уехать оттуда немедленно.
– Ты имеешь в виду в мгновение ока? – холодно перепросила Шарлотта. – Вероятнее всего, этого мгновения у меня не будет, и мы обе знаем это.
Джинни, закусив нижнюю губу, повернулась к ней.
– Он... тактичный любовник, Лотти, – тихо сказала она. – Он бывает нежен... в моменты интимной близости.
Нежен? Шарлотта даже вздрогнула, услышав это слово.
Она не хотела нежности Сент-Лайона. Какую бы нежность ни проявил Сент-Лайон к ее телу, его отношения с ней не смогут быть более интимными, чем ее отношения с Дэндом. Она в течение нескольких недель изображала, что влюблена в Дэнда Росса, и на самом деле влюбилась в него, не желая даже думать о том, что на его месте может быть какой-то другой мужчина.
Она знала все вариации цвета глаз Дэнда: от теплого янтарного до почти черного цвета пережаренного кофе. Она знала каждый шрам на его руках, знала, как он поднимает брови, прежде чем улыбнуться; знала ленивую грацию его движений, его скрытую силу; его целеустремленность, прикрытую кажущимся равнодушием.
Она понимала, какой острый ум скрывается под небрежностью, какой суровый реалист скрывается под личиной бесшабашного повесы. Она знала его на вкус и знала, как от него пахнет. Стоило ей закрыть глаза, как все ее органы чувств, словно сговорившись, воссоздавали его образ в мельчайших подробностях.
Как можно было представить себе более интимные отношения с кем-то другим? Только разве с помощью физиологического акта близости.
Она была ошеломлена тем, что до сих пор это не приходило ей в голову; она все еще была девственницей, и Сент-Лайон сразу же поймет, что она еще ни с кем не состояла в интимных отношениях.
В комнате было душно и жарко, но, поскольку косой дождь барабанил в восточное окно, нельзя было оставить его открытым. Ночное небо за окном было плотно затянуто низкими черными тучами, обещавшими, что настоящая буря еще впереди.
С раздражением, которое редко у него бывало, он содрал с себя рубашку и, швырнув ее на стул, улегся на узкую кровать. Скрестив ноги в сапогах и заложив руки за голову, он уставился на паука, который усердно плел паутину прямо над его головой. «Уж нет ли в манипуляциях этого паука какого-то дурного предзнаменования?» – невесело подумал он.
Неужели все, что происходило с ним за последние шесть лет, было всего лишь частью задуманного Господом плана, имеющего целью заставить его сдаться?
Вполне возможно.
Несмотря на все усилия, ему не удалось сделать так, чтобы его жизнь не была тесно связана с жизнью Шарлотты Нэш. Он улыбнулся в темноте. Черт бы ее побрал, эту маленькую озорницу! Он думал, что, разыгрывая славного малого, который всегда под рукой, ему удастся исподтишка наблюдать за ней, ловко удерживая ее в стороне от всех других аспектов своей жизни. Ишь чего захотел! После этого она лишь стала доверять ему. Она позволяла себе расслабляться с ним, не заботясь о собственной безопасности.
Боже милосердный, если бы она только знала, на какие мучения обрекали его ее невинные ласки, если бы понимала, какую физическую боль он испытывал, когда она по-свойски целовала его или вздыхала; как приходилось ему до предела напрягать самоконтроль, чтобы сдержаться и не отреагировать в полной мере на все эти невинные провокации! Если бы она все это знала, то не стала бы даже оставаться с ним вдвоем в одной комнате, не то что жить в одном доме!
Он не просто хотел ее, он хотел ее целиком и полностью. Он сердито зажмурил глаза, на челюстях задвигались желваки. Ему нужно было остерегаться подобных сложностей, этого желания, этой...
Любви, с горечью подумал он.
У него было мало времени. Самая худшая заключительная сцена этого фарса разыграется, если его на этих берегах застукает Рэм, хуже может быть только в том случае, если его обнаружит здесь Кит Макнилл. К тому времени, как они возвратятся в Англию, ему следует отсюда исчезнуть, а, судя по сообщениям его осведомителей, это произойдет скоро. И что потом? Потом он не сможет вернуться, пока не упадет занавес после заключительного акта.
Он не должен отвлекаться мыслями о Шарлотте, ожидающей приглашения от Сент-Лайона. Граф – человек практичный. И осторожный. Даже если он решит послать за Шарлоттой, то, вероятнее всего, сделает это только после аукциона, на котором продаст письмо. Но тогда исчезнет и стимул, вынуждавший ее лечь в постель графа. Однако что, если граф...
– Месье Руссе! – послышался голос служанки, стучавшейся в дверь. – Вам записка, сэр.
Наверное, ему следовало бы надеть рубашку, чтобы не оскорблять своим видом чувства служанки, но ему было жарко, а девушка, наверное, видела за свою короткую жизнь и более интересные вещи, чем обнаженный мужской торс с клеймом в виде розы. Он спустил ноги с кровати, встал и открыл дверь. Его не удивило, что пришла записка. Он все еще продолжал собирать информацию от лондонских осведомителей, большинство которых предпочитало анонимность письменных сообщений риску разоблачения, возникавшему при личной встрече. Правда, записка была написана на бумаге непривычно хорошего качества.
Вскрыв конверт, он сразу же обратил внимание на изящный женский почерк без излишних украшательств, которых можно было бы ожидать от почерка такой экстравагантной особы, как Шарлотта Нэш.
