Алкоголь начал действовать. Нужно следить за собой. Именно так и пристрастилась к спиртному мать. Чтобы почувствовать себя лучше, разбудить аппетит, приглушить боль.
— Тебе помочь? — окликнула Мэри Перси.
Он стоял у раковины и крошил лед.
— Нет. Сиди спокойно и отдыхай.
Устроившись в кресле поудобнее, она медленно обвела взглядом objets d’art[14], которые мальчишки сочли возможным притащить из дому. На одной из стен висел головной убор индейского вождя, некогда украшавший спальню Майлза. Мэри подумала о брате с тоскливой грустью, ставшей уже привычной, как неутихающая боль.
— Кушать подано, — провозгласил Перси, и Мэри рассмеялась, когда он с шутливой галантностью поклонился ей, взял за руку и повел к столу.
Она постаралась ничем не выдать отвращения, когда увидела полные тарелки. Желудок у нее съежился до размеров наперстка.
— Выглядит... соблазнительно, — заметила она, накладывая его стряпню себе на тарелку и поднося вилку ко рту. Это был салат из курятины, нарезанной мелкими кубиками, зеленого винограда и жареных миндальных орехов со сладкой приправой, после которой на языке оставалось приятное, освежающее послевкусие. Прожевав кусочек, Мэри закатила глаза. — М-м. Бесподобно.
Перси протянул ей корзинку для хлеба.
— Попробуй вот это.
Она взяла булочку в форме полумесяца и впилась в нее зубами.
— Боже, какая вкуснотища!
— Это круассаны.Повар ДюМонтов научил нашу кухарку их готовить.
Мэри съела весь салат и два круассана, после чего отодвинула тарелку и сложила руки на животе.
— Боюсь, персики со сливками в меня просто не влезут.
— Все в порядке, — отозвался Перси. — Сливки лежат на льду. Мы съедим их попозже вместе с персиками.
Его слова заставили Мэри вспомнить о причине, по которой он привез ее сюда. За едой они беседовали о местных новостях, о семьях и друзьях, пока их ножи и вилки дружелюбно позвякивали о тарелки. Главная же тема разговора оставалась в стороне, подобно грозовой туче на горизонте.
Но вот Мэри сложила салфетку и оставила ее на столе.
— Перси, мне кажется, сейчас самое время выслушать твое предложение.
Он собрал со стола тарелки.
— Сначала я вымою посуду. Уборная снаружи, если захочешь ею воспользоваться. В баке полно колодезной воды, а полотенца висят рядом. Вино мы допьем на крыльце.
Мэри чувствовала себя, как довольная сытая кошка. Выйдя в зеленую неподвижность весеннего полдня, девушка отыскала укромный уголок, вымыла и вытерла руки у колодца, после чего вернулась на крыльцо, где Перси разливал остатки вина по бокалам,
—Я больше не хочу пить, — запротестовала Мэри, вытягивая из нагрудного кармашка часы на цепочке. — Уже начало четвертого. Мне действительно пора возвращаться.
— А зачем? — осведомился Перси. — Разве Хоуги не справится один?
— За Хоуги нужен глаз да глаз. Он слишком любит ходить в гости и питает нездоровое пристрастие к кофе.
— Вот они, радости управления плантацией, а?
— Давай не будем портить чудесный пикник подобными разговорами, Перси.
— Не хочется, а придется. Плантация - главный пункт моего предложения.
Мэри напряглась. Ну вот, начинается, подумала она. Неудачное завершение такого хорошего дня.
— И в чем же оно заключается? — спросила она.
— Знаешь, я тут произвел некоторую переоценку ценностей - с чем я могу жить и без чего не могу. И я решил, что могу жить с плантацией, пораженной хлопковым долгоносиком, но не могу жить без тебя.
Мэри попыталась уразуметь, что он имеет в виду, но потом решила, что не расслышала или не поняла.
— Что... что ты хочешь этим сказать, Перси?
—Я хочу, чтобы мы поженились - такие, как есть... Я - лесозаготовитель, ты - владелица плантации.
Глаза Мэри удивленно расширились.
— Ты хочешь сказать, что готов взять нас обоих - меня и Сомерсет?
Это невозможно, решила Мэри. Должно быть, она ослышалась.
Перси повернулся к ней лицом.
— Именно это я и предлагаю. Ты выйдешь за меня замуж, если я пообещаю оставить положение вещей таким, какое оно есть?
Но она все равно не могла поверить своим ушам.
— Я тебе не верю, — еле слышно прошептала Мэри.
Перси поставил стакан на стол и протянул ей руку.
— Верь мне, Мэри. Я люблю тебя.
Она осторожно опустила руку на его широкую и крепкую ладонь.
— Чем вызваны такие перемены?
— Тем, что происходит с тобой. И со мной. — Он сомкнул пальцы вокруг ее руки. — Сколько еще ударов судьбы ты сможешь вынести в одиночку? И сколько еще лет я проживу один, без тебя? Наши дни заполнены с рассвета до заката, любимая, но наша жизнь пуста.
— А как же... как насчет тех качеств, которые, по твоим словам, ты хочешь видеть в своей жене? Той, для которой ты и дети будут на первом месте?
— Что ж, может, когда-нибудь так и будет, но я обещаю, что женюсь на тебе, не рассчитывая на это. Если я не могу приходить домой к тебе, значит, ты будешь возвращаться домой ко мне. Обещаю, с меня будет довольно того, что мы станем жить вместе, и браке, под одной крышей.
Недоверие все еще не позволяло радости вспыхнуть.
— Но пока на уступки идешь ты один. Что должна пообещать я?
Он крепче сжал ее руку.
— Ты пообещаешь мне, что, если Сомерсет обанкротится, ты откажешься от него. Это будет окончательное решение. И ты не придешь ко мне за деньгами, чтобы спасти плантацию. Мне будет трудно отказать тебе, но я скажу «нет». Ты знаешь, как я отношусь к выращиванию хлопка. Плантацию, подобную твоей, я считаю безнадежным предприятием.
Мэри подалась вперед и прижала кончики пальцев свободной руки к его губам.
— Не нужно больше ничего говорить, Перси. Я знаю, что ты чувствуешь, и, нет, я не стану рассчитывать, что ты придешь ко мне на помощь. Это будет нарушением правила, которое мы всегда соблюдали.
— Значит, ты обещаешь? — спросил он с таким видом, словно не позволял себе окончательно поверить в свое счастье до тех пор, пока она не даст ему слово.
— Конечно, обещаю! — воскликнула Мэри и вскочила со стула, как ребенок, готовый играть в догонялки. — Перси... ты не шутишь?
— Я серьезен как никогда, — со смехом откликнулся он. — Но ты еще не сказала «да».
Мэри обхватила его за шею.
— Да, да, да!— выкрикивала она в перерывах между поцелуями. Наконец-то Господь смилостивился над ней. — Ох, Перси, мне всегда хотелось знать, как это - быть твоей женой.
