Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
— Фрэнк… — устало выговорил он.
Я ткнул ему в лицо ножом, остановив лезвие в каком-то сантиметре от переносицы.
— Скотина! — выплюнул я. — Что это? — И потряс перед ним коробками с тампонами и гормонами.
Он застонал и зажмурился.
— Говори! — завопил я и снова ему вмазал, теперь тыльной стороной руки, в которой был нож.
Он попытался перекатиться по кровати к открытому окну, но я удержал его на самой границе душной ночи.
— Нет, Фрэнк, нет, — выдавил он, отпихивая мои руки. Я бросил упаковки и крепко ухватил его за локоть. Подтянул к себе, приставил нож к горлу.
— Ты мне все расскажешь, а не то…
Не договорив, я отпустил его руку и стал расстегивать ремень на его брюках. Отец пытался неуклюже сопротивляться, но я хлопнул ему по рукам и снова вскинул нож к горлу. Глядя ему в глаза, я расстегнул молнию на его ширинке, пытаясь не думать ни о том, что я могу там найти, ни о том, чего могу не найти. Отстегнул пуговицу над молнией, выдернул хвосты рубашки, рывком приспустил брюки. А он лежал на кровати, смотрел на меня покрасневшими, слезящимися глазами и мотал головой:
— Фрэнки, т-ты что з-задумал? П-прости, мне дис-стительно очень жаль, оч-чень. Это просто эсс-спримент. Просто эсс-спримент… П-жалста, не надо… Фрэнки… п-жалста…
— Ты, сука! Сука! — выкрикнул я, чувствуя, что у меня все поплыло перед глазами и задрожал голос.
И, дернув что было силы, я спустил с него (с нее) трусы.
Заоконную черноту прорезал дикий вопль. Я стоял и глядел на папин внушительный и, признаться, не очень чистый член, на яйца в темных волосах, а за окном истошно надрывалось какое-то животное. Ноги у отца дрожали мелкой дрожью. И тут вспыхнул свет — оранжевые сполохи — там, где никакого света быть не должно, в дюнах, и раздались новые крики, визги, блеянье — казалось, со всех сторон.
— Господи Иисусе, это еще что такое? — выдохнул отец, повернув к окну трясущуюся голову.
Я отступил от него и шагнул к окну у изножья кровати. Свет и вой, казалось, приближаются со стороны дюн. Желтоватое дымное зарево плясало над большой дюной за домом, там, где был Уголок Черепов. Звук был похож на тот, что издавала горящая собака, только мощнее, объемнее и другого тембра. Свет стал ярче, и какое-то существо выскочило на гребень большой дюны и понеслось вниз по склону, пылая и заходясь воем. Это была овца, за одной последовали и другие. Две, потом еще полдюжины — галопом по траве и песку. Еще мгновение — и горящие овцы рассыпались по всему склону; объятые пламенем, они очумело блеяли, скакали, не разбирая дороги и оставляя за собой огненный след там, где занялась трава.
И тут я увидел Эрика. Пошатываясь, ко мне подошел отец, но я смотрел лишь на тощего оборванца, что приплясывал на верхушке дюны. В одной руке у него был огромный горящий факел, в другой — топор. И он тоже вопил что есть мочи.
— О боже, только не это, — проговорил отец. Я повернулся к нему — он уже натягивал брюки. Оттолкнув его плечом, я метнулся к двери.
— Давай за мной! — крикнул я ему на ходу и ссыпался по лестнице, не удосужившись посмотреть, идет он или нет.
Огни мелькали во всех окнах, истошные крики овец разносились вокруг всего дома. Добравшись до кухни, я подумал, не прихватить ли заодно и воды, но решил, что сейчас это будет лишнее. С крыльца я спрыгнул в сад за домом. И чуть не столкнулся с овцой, шерсть на которой горела только у хвоста; овца просквозила через полыхающий сад, с диким блеяньем шарахнулась от двери и в последний момент перепрыгнула через низенькую ограду в сад перед домом. Я побежал искать Эрика.
Повсюду овцы, кругом — огонь. Пылала трава в Уголке Черепов, языки пламени лизали сарай, кусты, цветы и деревья в саду, догоравшие мертвые овцы валялись в лужах багрового огня, а еще живые метались туда-сюда, гортанно стенали, надтреснуто завывали и отчаянно блеяли. Эрик был на ступеньках, ведущих в подвал. Я увидел факел, которым он раньше размахивал, — тот коптил стену под окном туалета первого этажа. Топором Эрик крушил дверь погреба.
— Не надо, Эрик! Нет! — завопил я. Ринулся было вперед, но резко развернулся и, заглянув за угол, на крыльцо с распахнутой дверью, крикнул: — Пап! Беги из дома! Пап!
Из-за спины доносился грохот разносимых в щепу досок. Я побежал к Эрику. Перепрыгнул через тлеющий овечий труп, валявшийся перед лестницей в погреб. Эрик тут же замахнулся на меня топором. Я поднырнул под его замах и откатился в сторону, тут же вскочил на ноги, готовый отпрянуть, но Эрик уже снова крушил дерево, пронзительно взвизгивая при каждом богатырском ударе, будто он сам был этой дверью. Лезвие топора прошло насквозь и застряло; Эрик пошевелил топорище и высвободил инструмент, покосился в мою сторону и продолжил рубить. В свете факела его тень падала прямо на меня; факел был прислонен к косяку, и я видел, как пузырится свежая краска. Я извлек рогатку. Дверь уже едва держалась.
Отец так и не показался. Эрик снова оглянулся на меня и обрушил топор на дверь. Пока я доставал из мешочка шарик, за спиной раздался овечий вопль, совсем близко. Кругом трещал огонь, пахло жареным мясом. Шарик лег в резинку, и я прицелился.
— Эрик! — заорал я, и тут дверь подалась.
Не выпуская топора, свободной рукой он сгреб факел; наподдал по двери ногой, и та рухнула. Я натянул резинку на последний, главный сантиметр. Глянул на Эрика в прицеле железных рогов. Его лицо, прокопченное, заросшее бородой, казалось маской какого-то животного. Это был мальчик, юноша, которого я знал, и в то же время абсолютно другой человек. Он улыбался от уха до уха, и, казалось, лицо его пульсирует в огненных отсветах в такт вздымающейся груди, хриплому дыханию. У него был топор и факел, а за ним лежала разнесенная в щепы дверь погреба. В проеме смутно виднелись тюки с порохом, темно-оранжевые в свете бушующего вокруг огня и факела в руке брата. Эрик смотрел на меня, словно чего-то ждал, но не мог вспомнить чего.
Я помотал головой.
Он захохотал, закивал и то ли выронил, то ли швырнул факел в погреб и бросился на меня.
Я чуть не выстрелил в упор, увидев в прицеле рогатки, что Эрик бежит ко мне, но в последнюю секунду, прежде чем разжать пальцы, я заметил, что он выронил топор; тот лязгнул на каменных ступеньках, а Эрик вильнул, обходя меня, я же отпрянул и увидел, что он удирает через сад в южном направлении. Я выронил рогатку, скатился в погреб и схватил факел. Тот лежал буквально в метре от двери, до тюков — как до Луны. Я все равно поскорее выбросил его на улицу — в тот самый момент, когда в пылающем сарае пошли рваться бомбы.
Грохот был оглушительный, над головой со свистом полетела шрапнель, в доме высадило окна, а сарай разнесло на кусочки; несколько бомб вылетели из сарая и взорвались где-то в саду — но, к счастью, все далеко от меня. Когда опасность наконец миновала и я поднял голову, то сарай как слизнуло, все овцы погибли или убежали, а Эрика и след простыл.
Отец сидел на кухне с ведром воды и ножом для разделки мяса. Когда я вошел, он положил нож на стол. Казалось, он постарел сразу лет на сто. Перед ним стояла банка для образцов. Я сел во главе стола, скрипнул стулом. Поднял взгляд на отца.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
