— это как-то чудовище? Со змеями?
— Что бы понимал, варвар, — окрысилась девушка, — это царское имя. Жену самого царя Леонида так звали.
Херульв не знал ни о каких царях, но не мог не отметить, что чего-чего, а гонору этой девчонке было не занимать. Недаром, когда его люди расхватали перепуганных наложниц из гарема покойного вали, так и не нашлось желающих взять его убийцу — еще следи за тем, чтобы не поворачиваться к ней спиной. Феофил же, перекинувшись с девкой несколькими словами на греческом, рассказал Херульву, что она из маниотов — жителей гористого полуострова Мани, на самом юге Мореи-Пелопонесса.
— Хоть и чистокровные эллины, а ведут себя не лучше самых диких варваров, — уже позже рассказывал друнгарий Херульву, — пираты и разбойники, между собой постоянно какие-то стычки, поножовщина и кровная месть, как у каких-нибудь зихов, прости Господи. Мнят себя потомками древней Спарты, — это царство такое было, эллинское, — и единственные из всех греков не признают ни Христа, ни пречистой Матери его, поклоняются по-прежнему своим идолам. С другой стороны — там в Морее сейчас славян полно, так что рядом с ними, наверное, только такой буйный народ ужиться и может.
Рассказ Феофила пробудил любопытство Херульва и он объявил всем, что возьмет девчонку себе. Дело было не в простой похоти, — средь наложниц покойного Аль-Фадла нашлось бы немало более ласковых и покорных, — рассказанное Феофилом навело Херульва на кой-какие мысли, касаемо соплеменников этой гордячки.
— Царское имя? — усмехнулся Херульв, — а ты что, тоже царского рода?
— Нет, — мотнула головой Горго, — царей у нас давно нет. Но я и не из простых селянок — мой отец, Коркодейлос Даскарас, знатен и богат, а живет он в каменной башне на берегу моря.
— Богат, говоришь? — сказал Херульв, — и сколько же он даст за возвращение своей потерянной дочери?
— Нисколько, — пожала плечами Горго, — я же порченная вернулась из сарацинского гарема, кто теперь меня замуж возьмет? Разве что сам Посейдон.
— Кто? — заинтересованно спросил Херульв и Горго, помедлив, рассказала своему пленителю о могучем и грозном боге моря, которому и по сей день поклонялись маниоты, принося ему кровавые жертвы в святилище близ мыса Тенарон.
— Говорят, в старину, — говорила Горго, — Посейдон насылал чудовищ на города, что противились его воле — и жители тех городов отдавали прекраснейших из своих дочерей, чтобы отвести беду.
— Морские боги они такие, — кивнул Херульв, — у нас в Фризии тоже чтят их. Этот меч — дар владыки Лебединой дороги.
Он отстегнул от пояса меч Асбрана и протянул его девушке. Горго с испуганным любопытством коснулась синеватых рун, усеивавших клинок, провела пальцем по черному лебедю, раскинувшему крылья на рукояти.
— Говорят, в образе лебедя сам Зевс спускался на землю, — задумчиво сказала она, — но белого, не черного. Хотя и самого Посейдона порой зовут «черновласым».
— А каким еще бывает море в бурю? — рассмеялся Херульв, пристегивая меч обратно, — держись меня, Горго и тогда, возможно, твой бог получит куда больше жертв, чем одна вздорная девчонка.
Херульву не пришлось долго уговаривать Феофила, чтобы на обратном пути завернуть к полуострову Мани — как-никак, маниоты, несмотря на свое своенравие, считались подданными басилевса Константина, а значит и Горго, как такую же подданную, нужно вернуть отцу. Тем более, что из маниотов выходили одни из лучших греческих моряков и друнгарию хотелось поддерживать с ними хорошие отношения. Вскоре они уже плыли мимо узкого гористого полуострова, где прибрежные скалы венчали угрюмые башни, с которых греческие дромоны и драккары северян провожали настороженными взглядами суровые чернобородые воины в плащах из овечьей шерсти и высоких вязаных шапках. Многих здешних башен можно было
