Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
И было в ее жизни два кумира, которых она считала чуть ли не святыми, это ее мать и дед, единственные два человека на свете, которых она действительно любила. Хотя матери она, понятное дело, не помнила и знала ее только со слов отца и Личарды.
Она снова и снова обвиняла Павла Ивановича во всех смертных грехах. И в глазах ее горела такая ненависть, что мне становилось не по себе.
— И за это вы убили его? — устав от ее ненависти, спросила я.
— Я бы не убила его, если бы он не поднял руку на деда, — взвизгнула она, и лицо ее, искаженное гримасой ненависти, превратилось в страшную маску.
Она поднялась со своего места, глядя на меня в упор.
— А теперь не советую вставать у меня на пути, — неожиданно хриплым голосом сказала она и пошла прямо на меня.
Заметив у нее в руках что-то блестящее, я поняла, что это нож. Я даже не заметила, когда она успела взять его со стола.
Это уже было опасно, и я бросилась к тому месту, где спрятала свои пистолеты — к ящику письменного стола.
Нечаянно я задела китайскую вазу, и она вместе с тумбочкой, на которой стояла, с грохотом полетела на пол и разбилась.
И в тот же миг из соседней комнаты выскочил Петр Анатольевич и два человека в мундирах с пистолетами в руках.
Я не сразу поняла в чем дело и замерла на месте, наблюдая происходящее.
Люси рванулась было к входной двери, но дорогу ей преградил рослый детина-полицейский с усами и саблей наперевес.
Через несколько мгновений ее обезоружили и увели.
Петр Анатольевич, взволнованный, подбежал ко мне.
— Она пыталась вас убить? — спросил он, — что это был за грохот?
— Убить вас захотят хозяева квартиры, когда обнаружат разбитую мной китайскую вазу, — ответила я, показывая на мелкие черепки на полу — все, что от нее осталось. — Так что придется мне компенсировать им утрату, у меня дома есть почти такая же.
Одним из людей в мундирах оказался Юрий Матвеевич, главный полицмейстер Хвалынска, не раз бывавший у нас с в гостях и с большим уважением относившийся к Александру.
Мы перекинулись с ним парой слов и договорились встретиться на следующее утро.
Петр Анатольевич уговорил меня остаться ночевать в его квартире, а сам отправился к тому самому приятелю, за которым он якобы уходил от нас с Люси.
* * *
По просьбе Юрия Матвеевича мне пришлось задержаться в Хвалынске еще на пару дней. За это время я сообщила ему все, что считала нужным. И он был очень мне за это благодарен.
А на третий день я собралась возвращаться домой. Петр Анатольевич, у которого тоже больше не было дел в Хвалынске, с удовольствием воспользовался моей каретой, пообещав развлекать в пути анекдотами.
Но едва мы отъехали от его дома, он нарушил свое обещание и вместо обещанных анекдотов стал задавать вопросы. Вернее, один вопрос, отвечать на который мне пришлось едва ли не до самого Саратова.
— И все-таки я не понимаю, каким образом вам удалось выйти на Люси, — сказал он, а так как я по неосторожности дала ему слово в случае успеха нашего предприятия рассказать ему все от начала до конца, то не могла ему отказать. И приступила к рассказу, большая часть которого вам уже известна.
Остается сообщить лишь некоторые подробности, которые по разным причинам еще не вошли в повествование. Прежде всего потому, что все основные выводы я сделала в последнюю ночь в Лисицыно. И, выезжая в Хвалынск, еще далеко не была уверена, что они окажутся верными.
Чаще всего именно так и получается. Во время расследования твоя голова с каждым днем все больше напоминает чулан или кладовку у плохого хозяина. Чего там только нет, но все вещи свалены в кучу. И толку от них практически никакого нет.
И так продолжается довольно долго, до тех пор, пока в один прекрасный момент не приходит полное осознание всей ситуации в целом. Все предметы, как по мановению волшебной палочки, сами занимают свои строго определенные места и начинают рассказывать тебе свои истории.
Это действительно похоже на чудо: не остается ни одного лишнего документа, ни одной случайной фразы свидетеля, как говорится, всякое лыко в строку. И преступление, считай, раскрыто.
Так получилось и в этот раз.
* * *
Но начну по порядку.
Как вы, наверное, помните, последней новостью в Лисицыно для меня стало то, что некая «драная барыня», побывавшая на могиле Личарды, вышла из болота. Именно так выразился тот мальчонка, что принес мне молока. И что набросанный мною со слов бурмистра портрет оказался довольно удачным в смысле сходства с оригиналом. Поэтому я положила этот портрет перед собой и стала его рассматривать. Вот тут-то и начались чудеса. Портрет, нарисованный моею собственной рукой, стал для меня источником знаний. Чем больше я на него смотрела, тем больше открытий делала. Он как бы вобрал в себя все известные мне сведения, и теперь я находила в нем то, о чем и не подозревала, когда моя рука наносила линии на чистый лист бумаги.
И постепенно вся картина преступления предстала передо мной как живая.
И помогла мне в этом маленькая деталь. Надвинутый на глаза платок, совершенно не соответствовавший всему остальному костюму «драной барышни».
При всей нелепости моего рисунка он явно не соответствовал всему остальному одеянию неизвестной мне женщины.
И я начала думать, случайность это, или же в этом кроется какой-то смысл? Но слово «случайность» не слишком нравилось мне. Еще в детстве мне казалось, что люди, не желая или не умея видеть истинных причин тех или иных событий, придумали его.
И с тех пор назвать что-то случайным означает для меня не что иное, как расписаться в собственной беспомощности.
Все в этом мире имеет свою причину, и надвинутый на глаза платок тоже должен был ее иметь.
И я лишь на секунду попробовала допустить, что женщина эта использовала его как чадру. На рисунке он и напоминал именно это средство восточных женщин спрятать свое лицо.
«То есть кем бы ни была эта женщина, — пришла к выводу я, — она не желала, чтобы ее кто-нибудь запомнил и опознал впоследствии».
И эта мысль явилась той самой ниточкой, которая привела меня в Хвалынск.
Короче говоря, никто не прячет лица без причины.
И еще. Забавная фраза мальчика, что барыня пришла с болота. Она лишь подтверждала мою первую мысль. Допустить, что кто-то пришел пешком в Лисицыно, я не могла теоретически. Я слишком хорошо знаю эти места. Добраться туда пешком — равносильно подвигу. Стало быть, экипаж — или на чем там она приехала — был оставлен ею за болотом. И скорее всего для того, чтобы не привлекать к себе внимания.
Таким образом я уже знала, что принесшая на могилу Личарды букет дорогих роз женщина пряталась от людей. Отсюда нетрудно было предположить, что этого у нее была веская причина.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
