И не скажу, что это пробуждение менее приятное, чем ночное. Кудрявая голова на груди, только руки не обнимают, а сжаты в кулачки. — А что ты… мы… ?
— Мы, мы, — смеюсь. — Я тебя перенес на постель, а ты не захотела отпускать. Наверное, боялась одна, признавайся?
Обожаю смотреть, как румянец заливает её щеки. И сейчас наслаждаюсь этим моментом. Собираю волосы в хвост и тяну так, что на меня посмотрела. Дух захватывает. Раньше считал, что все эти выражения про дух и душу в пятках — ну так, для красного словца. А сейчас научился понимать. И как душа замирает от нежности либо от беспокойства. Как шестое чувство срабатывает на опережение. Мало какой пацан признается в том, что мечтает влипнуть в любовь. И я не мечтал. Не желал и не хотел.
Но попав, не жалею ни единой секунды.
— С тебя завтрак, а у меня небольшая тренировка. В бане потом можно душ организовать?
— Угу. Обычно по утрам вода ещё горячая.
— Отлично.
Целую коротко и… сбегаю. Правда, сбегаю. Пробежка на свежем воздухе и несколько активных упражнений приведут в порядок мозги и усмирят воображение.
Интересно, а в семнадцать лет можно жениться? Надо бы изучить вопрос на досуге.
И да, я серьезен как никогда. А смысл думать—то? Если я сейчас знаю, что навсегда!?
После плотного завтрака, потому что девчонки взялись за дело всерьез, мы проводим много времени на улице. Лия звонит дедушке и узнает, как его дела. Дед гуляет со своим старым другом и бодрым голосом передает мне привет. Всё он понял сразу. Мировой мужик! Малышке повезло с ним. Ну и мне этого счастья перепало. Я горд знакомством. Без преувеличения.
Костян с Ольгой уехали кататься. Он учит азам управления, а здесь в нескольких километрах заброшенный военный аэродром. Предлагал Лие, но она отказалась. Ничего, со временем, когда захочет, я смогу её поучить.
— Куда хочешь пойти?
— Не знаю. Хочу прогуляться и немного порисовать. Я могу одна, а ты пока поспишь?
Обратила внимание, что я зеваю. Не столько хочу задрыхнуть, сколько сказывается пребывание на свежем воздухе. Всё—таки мой организм привык к другому ритму жизни.
— Ну уж нет. Привыкай к тому, что по—максимум мы будем вместе. И куда это ты собралась одна, а?
Мог ли еще пару месяцев назад представить, что буду счастлив провести выходные в подобном… эм… в общем, в такой деревненьке? Да я про её существование—то не знал.
Как не знал и о девчонке, блеск в глазах у которой может вызвать обычный букет из опавших листьев. А я ползал и честно собирал разноцветные. Клёна, кажется. Я этого даже не знаю. А она к груди прижимает и кажется абсолютно счастливой.
Разве мог я предугадать, что потеряю голову и буду бояться дышать или повернуться, чтобы только не нарушить четкий сон заснувшей девочки?
Любуюсь золотистой макушкой, склоненной над альбомом. Лия неожиданно увидела что—то интересное для себя и вот уже минут двадцать сидит на корточках, зарисовывая. Снимаю куртку и складываю в несколько раз. Наверняка же ноги затекли от неудобного положения. Завтра с собой плед возьму, чтобы моя художница могла с комфортом расположиться.
— Спасибо, Тёмочка. Я уже ступни не чувствую.
А сама чиркает, не поднимая глаз. Поправляю прядку волос, выпавшую из хвоста, и пристраиваюсь рядом. Кладу ножки на свои и сняв кроссовки начинаю массировать. Забавные такие, маленькие.
— Лий, какой у тебя размер ноги? — Да ступня реально с мою ладонь.
— М?
— Размер обуви какой, спрашиваю?
— Тридцать пять, иногда шесть. А у тебя? — Все—таки отвлекается и поднимает глаза. Нос перепачкан чем—то серым. Грифелем задела наверняка.
Тяну руку и вытираю пятнышко.
— У меня намного больше. Сорок шестой. Для тебя почти что лыжи.
Обожаю её смех. Готов нести любую чушь, только бы почаще видеть улыбку и слышать звонкий голос.
— Тёёёёма, что ты делаешь?
— Массаж. Точечный. Тебе неприятно?
— Приятно, но… это же ноги?! — И глаза круглые, будто я не знаю, что руками держу. Да приличных сравнений на ум не приходит.
— И что? Ноги. Я бы даже сказал, ножки. Что в этом такого?
— Это… ну это слишком… — Пытается увернуться, но я крепко держу. Моё! Не отдам! — … интимно…
— Глупышка ты моя. Моя же? — Дожидаюсь согласного кивка. — Вооооот. Значит, ушки мои, губки мои, и пальчики на ногах тоже мои.
— Ты же не Карлсон, который живет на крыше.
Я уже говорил, что мы совпадаем на сто процентов? Так вот, это неправда. На тысячу совпадаем! Она только сказала, а я сразу вспомнил персонажа любимой в детстве книжки.
— Я лучше, Кнопка. Намноооогоооо лучше.
Решаю спровоцировать и, быстро стянув носок, целую пальчик, немного прихватывая зубами. Лийка моментально краснеет и отдергивает ногу.
— Тише—тише, я пошутил. Ты плакать собралась что ли? Лиииий?
Поворачиваю расстроенную девочку к себе. Смотрю виновато: переборщил. Блин. Не хотел пугать, хотел развеселить.
— Ты чего? Малышка?
— Не надо так больше делать. Пожалуйста.
С пунцовыми щеками натягивает обратно разноцветный носочек и засовывает ноги в кроссы.
— Почему?
— Не надо.
— Объясни, почему?
Я не понимаю. Реально. Лютова постоянно закидывала свои конечности и просила помассировать. Иногда я даже шел на уступки, если компромисс меня устраивал. Что здесь не так?
— Я сделал больно? — Продолжаю допытываться. Чего—то она испугалась же.
— Во—первых, это ноги.
— Я вижу. Тебе приятно, когда я целую твою руку?
— Да, — почти шепчет. А меня уже несет. Спроси, зачем прицепился, не отвечу.
— Отлично. Вернемся к первому вопросу: со ступнями—то что не так? Ты же не в болоте весь день в кирзачах провела, чтобы стесняться там запаха, например. От тебя пахнет духами и гелем для душа. Я правильно понимаю, в этом был весь ужас?
— Нет. У меня там… у меня шрам некрасивый.
— Где? — Я не заметил. Или царапина или я слепой.
— На ноге.
— Где?
— На другой.
Охренеть, товарищи, логика.
— Показывай.
Чёрт, мы сидим на какой—то поляне в лесу. Не сказать, что холод, но я заставляю раздеться свою девочку. Ну да, не совсем раздеться. Разуться. Но блин, не уйду, пока не увижу. Не хватало, чтобы она от меня убегала или дергалась от моих касаний.
Тёма, голову тебе лечить надо…
Пока она
