— Но… как давно ты узнал, что это его рук дело?
— Догадываться начал раньше, но точно все стало понятно два дня назад. Мария, которую он привел… она морф. Может менять внешность по
своему желанию. Я сначала подозревал ее в собственной игре, но нет. Она просто влюбленная дурочка. Я ведь сказал тебе, что все уладил. Наконец разобрался и со СМИ, и с полицией, даже акции «Алмаз-фарм» снова пошли вверх… Макс во всем сознался, после того, как я прижал его. Мы поговорили, он умолял дать ему еще один шанс…
— И ты ему поверил? И даже посадил меня после этого к нему в машину? — последнее мне казалось особенно отвратительным. А что если бы тот решил просто прикончить меня, чтобы досадить своему создателю?
— Он не стал бы. Я его знаю семьдесят лет… — покачал головой Виктор.
— Видимо, плохо знаешь! Он подставил тебя! Сразу же после того, как ты дал ему этот самый «второй» шанс. За решетку по людским законам посадить у него не вышло, так значит, он решил пойти по вашему правосудию?
— Тише… — мужчина тяжело вздохнул. — Ника, мне уже много лет, а Макс… Дьявол, он же был мне как приемный сын.
— Так ты ради приемного сына был готов пожертвовать тем, что еще не родился?
Лицо мужчины окаменело, он облизнул сухие губы и произнес на грани слышимости:
— Пожалуйста, не говори так. Ты не представляешь, насколько больно это слышать.
— Ты не представляешь, насколько больно это слышать мне! Я пришла сюда, думая, что тебя надо спасать! Почему ты не скажешь им, кто виноват?
Хреновы манипуляторы! Есть тут хоть что-то настоящее и правдивое?
— Его убьют, Ника. Я… нет, — он на мгновение прикрыл глаза. — Я сам с ним разберусь.
Внутри вскипела настоящая буря. Он издевается? Разберется он, как же! Я сутки просидела без воды из-за депрессии какого-то престарелого подростка-эмо?
Вырвав руку из хватки Виктора, развернулась и зашагала обратно в зал для репетиций.
Раис встретил меня довольной улыбкой.
— Я так сегодня ни на какое свидание не попаду… — едва слышно прошептал Нагицкий, даже не пытаясь скрыть кислую мину на лице.
— Можете заканчивать свое заседание, — громко произнесла я, — Виктор не нарушал договор.
— Что ты несешь?! — Раис даже привстал. — Меня вырубили! Натравили полицию! Мне пришлось бежать из тюремной больницы… А ты говоришь, не было нарушения.
Руслан опасливо покосился на родителя и, на всякий случай, отошел подальше.
— Ника! — Виктор стоял позади, в его взгляде была невысказанная просьба.
— Виктор не нарушал договор, потому что Раис первый его нарушил, — закончила свою мысль я.
— Что?! Она лжет! — рассвирепел мой биологический папаша.
— Это довольно серьезное обвинение, — нахмурился Герман. — Ты понимаешь, что может грозить за…
— Он сказал, — я повысила голос, перебивая мужчин, — «подтверждаю, что не трону больше ни ее, ни твоего ублюдка. Ни словом, ни делом, как говорится…». Но, тем не менее, он отравил мня.
— Это наглая ложь!
— Ложь? Ты сам мне в этом признался! — легко парировала я. — Мне стало плохо, я начала задыхаться, как только мы отъехали от театра, а потом меня рвало… и… Максим Алмазов сказал, что у меня странный вкус крови. Это теоретически могло быть следами отравления. Но мне повезло, похоже. Отравитель из моего папаши так себе.
Каждое из сказанных слов было правдой. Я не знала, имело ли это значение.
На мгновение в репетиционном зале воцарилась гробовая тишина, которую нарушил Раис:
— Мерзавка! — он вскочил со стула, двинувшись на меня, но Виктор оказался быстрее, бросившись наперерез, успел остановить его, легко откинув в сторону, словно бы тот ничего не весил.
Руслан тут же поспешил на помощь к отцу, закрывая того собой. Парень оскалился, словно дикий зверь, и
Виктор нехорошо усмехнулся, глядя на него, и предупреждающе покачал головой. Весь его вид словно говорил: «Не стоит этого делать, мальчик».
— Сказанное тобой правда? — осторожно уточнил Герман, словно бы не замечая, что вот-вот снова начнется драка.
— От первого до последнего слова, — кивнула я.
— Она лжет! Это не так… — заорал Раис, тяжело поднимаясь на ноги.
— Ты сам сказал, что отравил меня!
— Да, но…
Нагицкий перевел удивленный взгляд на Галавиц.
— Это совсем меняет дело, — хмыкнул меценат.
— Я просто пошутил! Да, я сказал это… но я не травил ее, просто не хотел, чтобы она сбежала раньше времени.
— Тогда почему мне стало плохо? Я думала, сознание потеряю. Ты меня отравил! — не сдавалась я.
— Так, — Герман громко хлопнул в ладоши, — Виктор Альбертович, отойдите от сирых и убогих. Несолидно.
Виктор сделал вид, что отряхивает пыль с костюма, а затем уселся обратно в кресло.
— А ты, Раис, уверен, что все еще хочешь вызвать арбитров? — продолжил Нагицкий. — Они проверят ее, и если окажется, что она говорит правду, то тебя просто убьют за умышленное нарушение договора, гарантами которого они являются.
— Но… — уверенность вышла из оборотня, словно воздух из шарика. — Она же беременная! Откуда я знаю, почему ее там рвало. Не было никакого яда.
— Им хватит ее слов для приговора, — пожал плечами мужчина. — Ну так что? Есть что сказать?
— Нет, — буркнул Раис, тяжело переставляя ноги, доковылял до кресла и буквально рухнул в него. Видимо, короткая стычка с Виктором не прошла для него даром.
— Хм… — Герман на мгновение задумался. — И что же с вами делать? Признать договор недействительным?
Глава 14
— Но… — уверенность вышла из оборотня, словно воздух из шарика. — Она же беременная! Откуда я знаю, почему ее там рвало.
— Ах ты, тварь… — Виктор зашипел, как рассерженная змея, готовая снова броситься в атаку. — Она же твоя родная дочь.
— Не было никакого яда.
— Им хватит ее слов для приговора. Если, конечно, она говорит правду. Если нет, то убьют ее, — пожал плечами мужчина. — Ну так что? Есть что сказать?
Я сглотнула. Убьют?
— Нет, — буркнул Раис, тяжело переставляя ноги, доковылял до кресла и буквально рухнул в него. Видимо, короткая стычка с Виктором не прошла для него даром.
— Хм… — Герман на мгновение задумался. — Похоже, придется признать договор недействительным.
Я заметила, как губы Виктора сами собой расплылись в довольной ухмылке. Он предвкушающе потер ладони друг о друга.
Раис же, напротив, зло оскалился, скрестив руки на груди. А вот стоящий позади Руслан… Пожалуй, он был здесь единственным, кого мне было действительно жалко. Он грустно ссутулился, устало потер виски.
