В отеле портье без лишних вопросов вручил мне ключ от номера и заученно пожелал спокойного отдыха. Но отдых едва ли мне улыбался: через полчасика, пока еще окончательно не рассветет, я отправлюсь к Кей, иначе она успеет уйти на свою радиослужбу. Звонить и предупреждать я не хотел – пусть будет сюрприз, одинаково радостный для нас обоих. Приятные сюрпризы не сыплются на нас каждый божий день, будем ими дорожить.
Я успел вовремя: Кей допивала свой утренний чай с молоком и собиралась уходить. Увидев меня в дверях – в прошлый мой приезд она дала мне ключ от своей квартиры, – моя Кей лишилась дара речи, как будто я волшебным образом свалился на нее прямо с неба. Впрочем, так ведь оно и было, в прямом смысле слова…
Часа через два, настолько прекрасные, что грех было бы их измерять обычными минутами, зазвонил телефон. Это услужливый портье набрал номер Кей, который я ему оставил, выходя из отеля, с просьбой связаться со мной в экстренном случае. Я был уверен, что этот портье, как говорится, подкованный человек, проинструктированный спецслужбами, что он не станет меня беспокоить понапрасну, и это как раз тот самый случай. Я не ошибся: в ближайший час ко мне явится некто «с моей работы», и мне, следовательно, необходимо быть в отеле.
В том, что для специалистов из спецслужбы мои отношения с Любой Красиной не составляли ни тайны, ни загадки, я отнюдь не сомневался. Да и куда я подевался из гостиницы ни свет ни заря, тоже не оставалось для них секретом – портье, несомненно, шепнул кому надо о моем раннем уходе. Но зачем и кому понадобилось меня тормошить после бессонной ночи в «Лизандере», этого я не знал, и меня снедало любопытство: хотелось без проволочек выяснить, в чем причина моего вызова к генералу.
Вернувшись в отель, я с большим удивлением обнаружил в фойе удобно расположившегося в кожаном кресле полковника Пасси, просматривавшего газеты.
– Я к вам, – сказал Пасси, завидев меня в дверях фойе и откладывая свое чтиво. – Как долетели? Надеюсь, хорошо? – И, не дожидаясь моего ответа, продолжал: – Вы, наверно, всю дорогу гадали о том, зачем вас вызвали?
– Нет, не гадал, – сказал я и улыбнулся.
– Значит, знали? – с профессиональным интересом спросил Пасси. – И откуда же?
– И не знал, – я ответил.
– Ну, хорошо… – сказал полковник. – Военная обстановка на континенте меняется не в пользу немцев. Грядут перемены, Бернар, и это требует пересмотра наших позиций во Франции. Генерал собирает консультативное совещание лидеров подпольных группировок Сопротивления, чтобы обсудить с ними возможное развитие событий.
– Лидеров? – спросил я. – Всех?
– Нет, не всех, – ответил Пасси. – Некоторых, наиболее влиятельных. Вы встретите здесь кое-кого из ваших знакомых… Эта информация, как вы понимаете, строго конфиденциальна.
– Понимаю, – подтвердил я. – Другой информацией полковник просто не располагает.
– Допустим, – усмехнулся Пасси. – Если вам так больше нравится…
– Дело не в этом! – возразил я с наигранным энтузиазмом. – Но добираться сюда всю ночь, рисковать жизнью, и все ради того, чтобы повидаться с несколькими знакомыми, с которыми я и так поддерживаю связь во Франции, и, уж простите великодушно, встретиться с вами, полковник, – это, согласитесь, перебор!
– Ну, не только со мной! – с еще более явной ухмылкой возразил Пасси. – Ваше утреннее свидание стоило и риска, и бессонной ночи. Не спорьте, Бернар, не надо!
А я и не собирался спорить: с этим замечанием Пасси я был совершенно согласен.
– Вы хотели бы меня порасспросить кое о чем, – продолжал полковник, – но находите такой допрос бесперспективным. Вы правы! Генерал на встрече с приглашенными высветит ситуацию, если сочтет это необходимым. Могу предположить, что вы будете одним из первых, кто будет введен в курс дела. Может, и первым.
– Позвольте спросить: почему? – задал я вопрос. – Если это не секрет.
– Нет, не секрет, – сказал Пасси уже без тени улыбки на поскучневшем лице. – Генерал испытывает к вам расположение.
Нельзя сказать, что ответ разведчика меня не обрадовал, я почувствовал прилив энергии, и будущее, в которое я предпочитал не заглядывать, осветилось красочными зарницами. День начинался просто великолепно! Хотелось бы поделиться новостями с Кей, но это было неосуществимо. Придется дождаться конца войны и уж потом открыть ей все свои секреты. Ну, почти все.
– Встреча назначена на завтра, – продолжал полковник. – Мы ждем прибытия еще нескольких человек с континента. Вы доложите собранию ситуацию на юге, в зоне активности «Освобождения», – какие факторы способствуют распространению влияния вашего движения, а какие препятствуют. Это необходимо для всеобъемлющего понимания картины Сопротивления и, таким образом, для вынесения генералом ответственных решений. – Пасси говорил гладко, как по писаному, и не оставлял места для вопросов.
– Но я даже и не предполагал… – попытался я вклиниться.
– У вас остается еще время для подготовки, – прервал меня разведчик. – Если вам понадобятся для доклада цифры, вы получите их в моем бюро… Не упускайте из вида: подпольные антигитлеровские движения во Франции – одна семья, и в новых условиях пора оставить внутрисемейные распри и консолидироваться. Именно в консолидации залог нашей победы, и она уже не за горами!
«Ну да, – хотел я добавить, но сдержался. – Залог, но и рычаг, которым можно было бы успешно управлять группами в одной упряжке, как вознице четверней с пристяжными».
Встреча была закрытой, участников набралось десять человек, включая уполномоченных лондонцев. Приглушенное освещение совещательной комнаты и полная тишина, соблюдаемая собравшимися, подчеркивали торжественность события.
Де Голль появился последним. Усевшись в кресло во главе стола, он начал говорить без предисловий.
– Цель нашей встречи, – сказал генерал, глядя на полированную столешницу перед собой, – объединение национальных сил во Франции и за ее пределами. Сегодня здесь будет положено начало созданию Национального совета Сопротивления. Это великий день для французов!
Вслед за генералом я получил слово, за мной выступил Френэ, потом Жан-Пьер Леви, потом социалист Даниэль Майер. Коммунисты не были представлены, вместо них получили место за столом два влиятельных профсоюзных руководителя, близких к Жаку Дюкло. Не знаю, как у де Голля, но у меня после выступлений ораторов картина происходящего в сражающейся Франции сложилась довольно-таки неутешительная: каждый тянул в свою сторону, разногласия были значительны. Тем не менее под давлением де Голля предварительная декларация о рождении на свет Национального совета и его будущих задачах была принята единогласно. Будущие задачи – одно, а сегодняшняя практика – совсем другое; это же понятно.
После окончания совещания ко мне подошел Пасси и прошептал, наклонившись к моему уху и прикрыв рот ладонью: «Генерал просит вас задержаться», – и вышел следом за участниками и белую двустворчатую дверь за собою без стука затворил.
