одна из медсестер, которая пытается поговорить по телефону, смотрит на меня с осуждением.
Я шепчу ей:
– Извините.
После этого в ординаторскую уверенным шагом заходит Ронда и плюхается на стул рядом со мной.
– Я слишком стара для всего этого, – бормочет она.
– Ой, ну прекрати. Ты здорова как бык, – я доедаю последний кусочек своего сэндвича с арахисовым маслом и джемом, облизывая пальцы. Я стараюсь набраться храбрости, чтобы заговорить с ней о завтрашней игре. – В общем…
Ронда пронзает меня понимающим взглядом. Я выпрямляюсь и продолжаю:
– Я знаю, ты и так мне очень много помогаешь. Но мне бы хотелось завтра пойти на игру Митча. Не могла бы ты побыть с Ноа, пока меня нет?
Ронда откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. Выглядит она невесело.
– Ты имеешь в виду Митча Андерсона? Того самого ворчливого спортсмена, который никогда не улыбается, и который, как ты когда‐то выразилась… совершенно не в твоем вкусе?
Я тяжело вздыхаю.
– Ладно, я солгала. Он точно в моем вкусе. И завтра у него первый матч после дисквалификации.
Она смотрит на меня, прищурившись.
– Ладно. Но только потому, что он помог Ноа. Но запомни мои слова, если он тебя обидит…
– Знаю, знаю. Его ждет медленная, мучительная смерть.
Она размеренно кивает. Выглядит это и правда жутковато.
– Спасибо! – Я притягиваю ее к себе и крепко обнимаю. – Митч хороший парень, клянусь.
Ронда отмахивается от меня.
– Ладно, хватит, иди возвращайся к работе.
Крепко поцеловав ее в щеку, я отстраняюсь с улыбкой до ушей. Ронда улыбается мне в ответ.
– Приятно видеть тебя такой счастливой.
– Здоровяк растопит твое сердце, вот увидишь.
– Но я тоже хочу пойти на игру! – возражает мне Ноа, когда я собираюсь уйти. Он надел всю свою лучшую одежду с надписью «Иглз», как будто это заставит меня уступить ему.
– Ноа, ты остаешься с Рондой, – говорю я, кажется, в сотый раз.
Он вскидывает руки в воздухе.
– Но ты же не разбираешься в хоккее.
Ронда, прислонившаяся к стене возле входной двери, приподнимает бровь, молча соглашаясь с ним в этом вопросе.
– Я иду туда смотреть не на хоккей, а на Митча.
– Я знал, что ты в него втрескалась. – Ноа закатывает глаза.
– Да, ты был прав. А теперь позволь мне пойти и попускать слюни на твоего тренера. Ты вряд ли хочешь это видеть.
Его лицо искажается от отвращения.
– Тут ты права.
– Давай, дружок. Я принесла брауни, мы сможем посмотреть матч по телевизору. – Ронда обнимает Ноа за худые плечи, и он с тяжелым вздохом соглашается.
– Ладно, хорошо. Но я приду на следующую игру.
– Договорились, – говорю я ему, выходя из дома, пока брат не передумал.
Когда я подхожу к своему месту с огромным ведерком попкорна, я замечаю, что рядом со мной сидит симпатичная шатенка. У нее большие голубые глаза, и на ней такая же футболка «Иглз», как у меня, только с другим номером. Незнакомка одаривает меня дружелюбной улыбкой и встает.
– Приветик! Ты Энди?
– Да, это я, – отвечаю я ей.
Она дружелюбно меня обнимает и представляется:
– Я Мелани, но можно просто Мэл. Я невеста Уэста.
– Ого! Того блондина?
Она снова смеется.
– Да, того самого.
Мы занимаем свои места, которые на этот раз находятся на трибунах, а не в VIP-ложе. Я оглядываюсь по сторонам, замечая, что все девушки, сидящие перед нами, одеты в футболки с именем Уэстона Кершоу.
– Тяжело быть с кем‐то, кто пользуется такой популярностью у дам? – шепчу я.
Она искоса смотрит на девушек перед нами.
– Немного. Но они его совсем не знают. И он не обращает на них внимания. Поверь, если бы его фанатки знали, что все свободное время он проводит, играя в хоккей на приставке, и никогда не убирает свои грязные носки в корзину для белья, они бы осознали, что он такой же, как и все. И порой может раздражать.
– Верно подмечено.
– Значит, вы с Митчем?.. – Ее брови вопросительно приподнимаются
– Да, мы с Митчем вместе. – Я чувствую, как румянец заливает мои щеки.
– Какой он? Он такой необычный.
Я прикусываю нижнюю губу, думая о том, как его можно описать.
– Общаться с Митчем – это как… есть краба.
Мэл хмурит брови, явно сбитая с толку. Я начинаю смеяться над тем, как плохо я объясняю.
– Нет, послушай. Панцирь краба такой твердый и неприступный, и чтобы добраться до мяса, нужно хорошенько постараться. Но когда наконец доходишь до мяса, оно такое нежное и вкусное…
Я подмигиваю ей, и Мэл перестает хмуриться.
Выслушав меня, она усмехается.
– А-а‐а… странное сравнение, но в нем есть смысл.
Я протягиваю ей ведерко с попкорном, и она берет маленькую горсть.
– Спасибо, – улыбается она. – Так приятно, когда есть с кем поболтать. Я все пытаюсь уговорить свою подружку Ноэль сходить со мной. Но она постоянно отказывается.
– Ты не фанатка хоккея? – спрашиваю я.
Она приподнимает бровь.
– Можно и так сказать. Так, кем ты работаешь?
– Я медсестра. А ты?
Ее улыбка тут же пропадает.
– Я была помощником члена конгресса по политическим вопросам, но он решил больше не баллотироваться. Так что сейчас я взяла отпуск, чтобы спланировать свадьбу.
– Ты скучаешь по работе? – спрашиваю я, замечая ее разочарованное выражение лица.
– Очень скучаю.
Из динамиков раздается голос диктора, и мы обе смотрим на лед, когда он объявляет игроков. Один за другим объявляют весь первый состав, но Митча оставляют напоследок, так как это его первая игра за последний месяц. Когда диктор приветствует Митча «Машину» Андерсона, мое сердце замирает. Зрители аплодируют, но все же то тут, то там раздается свист от фанатов второй команды. Мы с Мэл громко кричим в его поддержку. Митч вылетает на лед, объезжает большой круг в центре площадки и машет рукой, прежде чем сесть на скамейку запасных вместе с остальными.
Мэл наклоняется ко мне и тихо спрашивает:
– Ты когда‐нибудь видела, как он улыбается?
Я бросаю взгляд на Митча, который хмуро смотрит на лед, и смеюсь.
– Видела. И это завораживающе. Как будто видишь редкое животное в дикой природе.
Шайба падает на лед и приковывает наше внимание. Мне нравится наблюдать за Митчем так же, как и за Ноа. Возможно, я ничего не смыслю в игре, но мне нравится смотреть на знакомых людей. Весь первый период Митч остается спокойным и собранным, и меня переполняет гордость. Конечно, он использовал парочку силовых приемов, но
