виду наших артиллерийских позиций у дер. Сыквантунь.
С прилегающих к Янтайским копям сопок открывался превосходный кругозор во все стороны. Притом же грунт этих сопок, вопреки обыкновению, был не каменистый, так что можно было бы их прекрасно укрепить и устроить здесь такую позицию, что японцам потребовалось бы немало усилий, чтобы овладеть ею. Со всех сторон к сопкам почти вплотную подходили гаоляновые поля, представлявшие собою прекрасные скрытые подступы для противника; но это легко устранимо: если выслать каких-нибудь две роты, то они в один час вырежут этот гаолян на ружейный выстрел кругом. Мало того: надломанный и поваленный гаолян представляет собою превосходное препятствие – не хуже так называемой «местной засеки» – для наступающего. Но необходимо было сейчас же, немедленно, как только пришли на бивак, приняться за это.
А между тем никаких работ по укреплению позиции не производилось. В отряде нашем было мирно и тихо, точно мы были здесь не перед боем, а после миновавшей уже грозы. Говорю это все не задним числом, как поумневший после постигшего нас на следующий день, на этом самом месте, жестокого испытания: при первой паузе, во время боя следующего дня, я сейчас же заставил 4‑й б-н резать впереди гаолян; но приходилось это делать под губительным огнем, вместо того чтобы это делать с оглядкой и безнаказанно, как это возможно было накануне около тех самых сопок, с которых японцы на следующий день жесточайшим образом поражали нас фланговым огнем, пулеметным и ружейным[23].
Отнюдь не имею в виду этими оговорками делать кому бы то ни было какие-нибудь косвенные упреки. Все мы на этой войне учились уму-разуму и горько платились за эти уроки: артиллерия наша, прибывавшая из России, при первых выездах на позиции забывала иногда, что это бой, а не маневры, пускалась вперед без разведок или искала «французские» и «германские» гребни и жестоко платилась за это тяжкими потерями, а иногда и потерей орудий. Зато эта безрассудная лихость вначале сменялась затем преступной робостью. Пехота, прибывавшая из России, окапывалась всегда не иначе, как по особому приказанию; а затем собственным горьким опытом научилась окапываться даже во время наступления, при каждой остановке. Слишком даже научилась: настолько, что усердное возведение укреплений являлось уже тормозом для наступательного импульса.
Может быть, и в данном случае Янтайский отряд имел какую-нибудь наступательную задачу и потому не подумали об укреплении позиции; но по существу обстановки, чтобы предупредить возможность прорыва в наш тыл, – задача отряда была оборонительная и раньше всего надо было укрепиться. Впрочем, говорят, генерал-адъютант Куропаткин заведомо не препятствовал переправе Куроки, готовя ему могилу на правом берегу Тайцзыхэ, выразившись с той же самонадеянностью как при известии о высадке японцев в Бицзево: пусть переправляются (высаживаются); чем больше их переправится (высадится), тем лучше…
Было уже около четырех часов пополудни, когда я, измученный и усталый, вернулся к себе в палатку. Никаких приказаний и распоряжений ниоткуда не поступало.
Поздно ночью принесли диспозицию, которую я прочитал несколько раз и никак не мог определить – что нам предстоит на следующий день: оборона или наступление. Вероятно, в этой диспозиции отразилась общая нерешительность верхов армии. Как выяснилось потом, в 7 часов вечера 19 августа генерал-майор Орлов получил записку от генерала Бильдерлинга о том, что его отряд в боевом отношении подчиняется ему, командиру 17‑го армейского корпуса, что на правый берег Тайцзыхэ переправилось до двух дивизий японцев и что в случае движения значительных сил противника против 17‑го армейского корпуса и в обход его левого фланга, отряду генерал-майора Орлова надлежит поддержать левый фланг этого корпуса энергичным движением вперед, а в случае напора превосходных сил противника следует отходить на Янтай для прикрытия железной дороги.
В 2 часа пополуночи 20 августа было получено приказание генерала Бильдерлинга от 5 час. 45 мин. вечера 19 августа: ввиду наступления 17‑го армейского корпуса с рассветом 20 августа на позиции противника, Янтайскому отряду с рассветом тоже перейти в наступление для действия на правый фланг противника.
Ночью начальник отряда получил следующее приказание[24]: «В развитие диспозиции командующий армией приказал вам дать следующие указания. Вам надлежит прежде всего установить связь с генералом Бильдерлингом, и если он не будет атакован, следовать в указанном вам направлении; в случае же, если он будет атакован на своей позиции у Сыкваньтуня, вы должны идти кратчайшим путем ему на подкрепление».
К рассвету была занята позиция на высотах к югу от Янтайских копей. По обеим сторонам артиллерии располагался Инсарский полк, имея на своем левом фланге 3‑й роты Стретенского резервного полка; левый фланг позиции был занять Бузулукским полком; Псковский полк стал в резерве, приблизительно на половине расстояния между Фаньшеном и поселком Янтайских копей, которые были заняты конным отрядом генерал-майора Самсонова, выславшим разведки на восток к долине р. Тайцзыхэ, причем одна сотня была послана на дорогу Садагоу – Мукден для связи с отрядом генерал-майора Любавина. На правом фланге отряда генерал-майора Орлова, в окрестностях Тайяо, держалась конница генерал-майора кн. Орбелиани.
С рассветом обнаружилось, что трехголовая высота, простирающаяся к юго-востоку от позиции отряда генерал-майора Орлова, сильно занята противником, причем ясно обнаружились пехотные и артиллерийские окопы, возведенные ими за ночь.
Генерал-майор Орлов в 6 час. утра приказал открыть артиллерийский огонь; вначале, в течение часа, противник молчал, но затем началось весьма сильное обстреливание нашей позиции с батарей на трехголовой высоте, а также и в направлении от Санцагоу и Хванкуфена.
Сведений о положении дел в 17‑м армейском корпусе генерал-майор Орлов не получал, почему в 7 час. 40 мин. послал записку генерал-лейтенанту Добржинскому с просьбой сообщить, что предполагает делать его дивизия или на какие совместные действия рассчитывает, присовокупляя, что позиция Янтайского отряда удобна и для обороны и как исходный пункт для наступления на трехголовую высоту. Но ответа на эту записку генерал Орлов совсем не получил.
В 7 час. 45 мин. пополуночи 20 августа генерал майор Орлов приказал второму батальону Инсарского полка занять д. Цышань. Батальону, спустившемуся с позиции по восточному склону высот, пришлось двигаться в сплошном гаоляне, превышавшем вышину всадника.
Вообще вся местность в районе действий правобережной группы Маньчжурской армии 20 августа представляется сплошным гаоляном, среди которого, подобно островам, рассеяны многочисленные населенные пункты. Это обстоятельство весьма затрудняло управление войсками, ориентировку и производство движений.
Деревня Цышань оказалась занятой противником силою до одного батальона, который укрылся за каменным валом, составляющим деревенскую околицу.
Подойдя на 400 шагов к деревне, второй батальон был встречен сильным ружейным огнем, на который не имел возможности отвечать, не
