голоса.
— Да. Но всё равно ей стоит дарить лучшее из того, что есть в этом мире.
— Да, да, верно!
— Нельзя её покидать! Нельзя! А если с ней случится то же, что с Ютой? Если у нас её уведут?
Марион едва не выпрыгнул из седла, чтобы бежать обратно на пусть даже на сломанных ногах, но с силой укусил толстую конскую шкуру. В горло тотчас забилась шерсть. Жеребец заржал и бросился опрометью вперёд.
«Выдержать… только выдержать, — думал Марион, сходя с ума от разрывающих баталий в голове. — Немного… Она что-нибудь наверняка придумает…».
Когда они проезжали мимо каменного домика, утонувшего в зарослях тыквы, принца словно обдало кипятком. Здесь раньше жила она… До того, как он нашёл её по туфельке. До этого мига, полного неземного счастья…
— Неземной любви не место на земле, — прохрипел Марион, уткнувшись лицом в гриву.
И натянул повод, разворачивая жеребца обратно. Он не может. Он не должен вот так бросать её! А вдруг она проснулась? А вдруг она хочет поговорить с ним, а его нет? А вдруг ей нужно принести воды и слуга, со своими грубыми грязными руками, принесёт ей стакан вместо него?
Или капучино…
— Диадема, — прохрипел Марион, натягивая узду. — Мелкие бриллианты, а посреди — огромный сапфир, прекрасный, почти как её глаза… Я должен купить её для неё, пока эту совершенную вещь не купил кто-то иной.
И под рокот мысленного моря, возмущённого глупым сравнением её глаз — её! — с каким-то жалким камнем, принцу вновь удалось пустить коня вскачь.
В Бремен он ворвался почти на рассвете. Со скакуна на булыжники падала пена. Подковы высекали искры. Сердце лихорадочно колотилось, предвкушая пробуждение её — Марион всегда чувствовал, когда она просыпается.
И вдруг вороной заржал, тоненько, измученно. В его голосе послышался упрёк, и принц осознал, что снова, на этот раз решительной рукой, разворачивает беднягу в обратный путь…
Как он только мог! Мерзавец, недостойный увидеть её! Он бросил любимую на всю ночь одну!
… нет, нет… только не сейчас! Когда цель уже — вот она.
Он честно расскажет ей обо всём, преклонив колени. И пусть она покарает его самой жестокой карой!
— Кара! — завопил Марион и последним рывком выпрыгнул из седла.
Рухнул на мостовую, чувствуя острую боль в ступне. А затем поднял камень и швырнул в друга. Любимца, не раз вывозившего из смертельной схватки…
— Кара…
Что ж. Так и надо. Он пойдёт пешком. Собьёт ноги в кровь. К ней, как святыне святынь, нужно идти только пешком. Босиком. Посыпать волосы пеплом…
— Марион? — над ним склонилось изумлённое черноглазое лицо в ореоле пламенных волос.
— Помоги, — прохрипел принц.
Пылающего лба коснулась узкая прохладная рука.
— Конечно, помогу милый. Доверься мне.
* * *
Взбодрившись овсянкой с яблоками и контрастным душем, я смело шагнула в зеркало. Не знаю, как они смогли сделать душ контрастным, ведь по сути это была лейка, прикрученная к баку, но я пожелала — и безмолвные слуги исполнили.
— Гильом! — завопила я.
— Дрэз, я здесь.
Я подбежала, споткнулась и замерла, не в силах что-либо сказать. Гильом сидел в переделанном кресле. Два задних колеса — большие, два передних — маленькие. Одна из подножек включала тормоз — я сразу это поняла. Круто! Здорово! Досадно.
— Ну, тогда — гулять? — он внимательно посмотрел на меня. — Или шахматы?
Ухо что-то защекотало. Я чуть не смахнула это что-то, но вовремя притормозила.
— Привет, Мари! Прости, я снова тебя не слышу. Но это не страшно: мы ещё раз сделаем антинаушники. Скажи, Гильом, ты же не спишь в кресле?
— Конечно, нет.
— А тогда кто тебя поднимает в него утром?
— Безмолвные слуги.
Я задумалась.
— У тебя есть какое-то средство связи с хозяином замка?
— Есть. Не то, чтобы я часто с ним связываюсь… Но, если вдруг что-то нужно, приглашение можно передать через безмолвных слуг.
— Гильом… а как ты думаешь, кто победит, если вы с Фаэртом сразитесь в шахматы?
Ботаник изумлённо посмотрел на меня. Задумался.
— Логичное мышление и умение размышлять у Чертополоха есть, — признался наконец. — Но я не уверен, играет ли он вообще в шахматы. Нет ничего, чтобы говорило мне о том или о другом…
— А можешь рискнуть? Вызови его на бой. И отыграй моё сердце.
— Двусмысленно звучит, не находишь?
— Не нахожу. Очень мерзко не чувствовать чувств.
— Ты мне не показалась совсем уж безэмоциональной…
— Я могу ощущать эмоции, Гильом. Такие, как страх, или злость, досада…. Одним словом, те же, что у животных. Но вот жалость, дружбу, любовь — нет.
«Если я верну себе сердце, то как выбраться из нерушимой сделки — точно придумаю», — решила я. О нет, вот так просто я не сдамся. Не на ту напал!
Гильом снова задумался.
— Можно попытаться, — наконец произнёс неуверенно.
Я взвизгнула и бросилась ему на шею, едва не опрокинув.
— Радость ты испытывать способна, по-видимому.
— Это скорее торжество. Одна из разновидной злости, — пояснила я, выпрямившись.
Ботаник постучал пальцами по подлокотнику. Покосился на меня.
— Вот только я не знаю, что ему предложить взамен. Если выиграет он.
— Он не выиграет! Ты — лучший шахматист всех времён и народов!
— Всё равно я что-то должен поставить на кон. Чем он тебя купил?
Гильом устремил на меня проницательный взгляд. Я нахмурилась, закусила нижнюю губу.
— Отгадай, — буркнула несколько более резко, чем хотела.
— Ты спасала чью-то жизнь, — догадался шахматист. — И пожертвовала собой. В этом я уверен. Это было бы очень на тебя похоже.
— Ну, если ты всё знаешь…
— Не всё.
Я вздохнула и решила, что должна ответить. Не обо всём, конечно. И не называя лиц…
— Мы с сестрой влюбились в одного и того же человека. Но он выбрал её. Из-за этого его должны были… убить. И я попросила Фаэрта помочь. Условие было таким: он спасает тому человеку жизнь и делает так, что тот сможет жениться на ком захочет, а я…
Горло перехватил спазм. Не боли, нет. Гнева. Гильом быстро взглянул на меня. Да, без подробностей история выглядела странновато. Впрочем, с подробностями — тоже.
— Но самое грустное то, о чём я догадалась уже здесь, в Холодном замке: сестрёнка попросту приворожила того парня. Нечестно, как считаешь?
— Ужасно, — искренне признался ботаник. — Приворот — это один из самых омерзительных магических ритуалов. Хорошо, я придумаю, что мне поставить на кон.
С новой коляской гулять стало намного удобнее. Видимо, хозяин Холодного замка пересмотрел свои убеждения. Ну или что там у него вместо них. Потому что с балкона, куда выходила дверь из покоев
