Он засмеялся. Громко, смех перешёл в вой независимо от его желания. А потом лопнул криком — истошным и вибрирующим, первым боевым кличем в этой атаке:
Крики «дагор!» и «загарадун!» смешались в рёв. Тяжёлая пехота перешла на тренированный бег — щит к щиту, линия копий словно бы летела впереди.
Гарав крепче перехватил копьё — обеими руками. Пошевелил плечами — щит плотно висел за спиной. Толчок страха — резкий, от которого вспотело всё тело — был последним, дальше бояться уже некуда; вот они!
Схватка йотеод с северянами — _Пьер_Жубер._
Удар в щит тупьём, переворот — укол в горло — фонтан крови; древко под ятаган, толчок — укол в горло — снова кровь… Удар тупьём в колено, рубящий — сбоку по шее… Гарав работал копьём, как триста лет работали штыком его предки, наводя ужас на орды и тьмы, батальоны и полки, на дикарей и цивилизованных врагов. Это была та самая русская штыковая, которой никто не мог выдержать — и никто не сможет выдержать никогда. Гарав демонстрировал неожиданную скупую и страшную эффективность движений — соединив то, что умел Пашка, с Пашкиной же наследственной памятью — и с тем, чем его научили уже здесь. Такого боя копьём тут ещё не видели.
Большинство орков не успевали даже защититься — падали с перерезанным горлом или с пропоротым животом либо пахом. Они стали раздаваться в стороны, и резко порыкивающий мальчишка в осатанении наверняка попал бы в окружение… но следом за ним двигался, отжимая и кроша орков, вся сотня…
… — Мне что, всё делать самому?! — рыжий холмовик, командовавший орочьим отрядом, на который выскочил Гарав, соскочил с коня, бросив поводья младшему брату — оруженосцу. Ударил себя в грудь, потом — в щит и, раскручивая в правой руке древний каменный молот, побежал вперёд, расталкивая и разбрасывая орков: — Расступись, грязь! Мне, мне, мнеЕЕЕЕ!!! — его голос перешёл в вой…
…Когда орки раздались, и Гарав увидел перед собой заносящего молот холмовика — из — под шлема вились рыжие волосы, щит прикрывает тело — страх не коснулся мальчишки даже краем. Он торжествующе тонко завыл — вот! Настоящий противник!
Молот с гудением прошёл над его головой. Гарав рубанул холмовика по ногам, но тот подставил щит и обратным движением чиркнул молотом по кожаному колету — это лёгкое, казалось бы, касание, Гарава отбросило на несколько шагов, он еле удержался на ногах.
— Мой! — выкрикнул он, мгновенно восстанавливая равновесие — чтобы никто не влез в начавшийся поединок. Холмовик раскручивал молот, из — под шлема на рыжую бороду поползла пена.
— У — аааххХХХХ!!!
Гарав уклонился — удар должен был размозжить ему голову и шлем — и уколол копьём в бок — так, чтобы пробить кольчугу. Холмовик крутнулся, отбивая копьё локтем — и Гарав еле уберёг грудь от выпада молотом, который вмял бы грудину в позвоночник.
— РрррыхххХХХХ!
Гарав зарычал в ответ и нанёс три быстрых укола в лицо, перехватывая копьё. Холмовик умело откинул голову, молот в его руке описал стремительную дугу, на миг став невидимым — он собирался переломить оружие противника.
— У — бей! У — бей! Убей, убей, убей, убей убей убейубейубейубей!!! — скандировали вокруг. Все. На нескольких языках. Каждый своему.
— ХрРРРР — аАА!!!
Быстрым движением Гарав оказался сбоку от холмовика. Копьё в его правой руке — тупьём — ткнулось в локоть руки с молотом, и холмовик с рёвом уронил парализованную руку. Всего на миг. Но этого мига Гараву хватило, чтобы левой рукой, сделав стремительный шаг, вонзить кинжал в горло холмовика, в разрез кольчуги. Сверху вниз — и по самую рукоять.
Холмовик взревел, но тут же забулькал, выплёвывая струю крови, щедро залившую шлем, лицо и плечи противника. Шагнул, поднимая молот… и повалился к ногам Гарава.
— Беееееей!!! — провыл мальчишка, взмахивая копьём…
…Плохо помнилось, что было дальше. Он почему — то оказался рядом с Эйнором, который держал в руке вражеский штандарт — склонённый в грязь. Никого из врагов кругом не было.
Гарав с треском содрал штандарт с мечом с древка и, яростно оскалившись, вскинул скомканный в кулаке мокрый шёлк к дождливому небу:
— Вот тебе! — крикнул он хрипло и ликующе. — Эйнор, победа!!! — он встал на колено и подал трофей рыцарю.
— Победа! — отозвался Эйнор.
Это слово перекатывалось над полем снова и снова.
С начала битвы прошло не более получаса…
…От поля разило дерьмом, кровью и мокрой землёй. Гарав ехал неспешно, Хсан, всхрапывая, обходил или переступал трупы. Его в отличие от давно принюхавшегося хозяина запах не мог не тревожить.
Пошёл дождь. Неспешный, холодный, осенний. Впрочем — тут, говорят, и зима больше дожди, не снег. Гарав поёжился — скоро плащ начнёт промокать. Доехать бы поскорей.
В сторону от конского трупа порскнули два орка, только что грызшиеся то ли из — за лошадиного мяса, то ли из — за добычи… точно из — за добычи, над трупом торчала нога с золотой шпорой, а когда Гарав его объехал, то увидел, что это морэдайн в хороших доспехах. Конь, падая (в боку торчал обломок копья, прошедший, наверное, к сердцу), придавил своего хозяина — тоже, должно быть, убитого или смертельно раненого.
Гарав уже отводил взгляд, когда локоть морэдайн пошевелился, и всадник с тихим стоном сделал попытку вытащить ногу.
— Ты жив? — спросил из седла мальчишка.
— Добей, — глухо попросил морэдайн из — под шлема, украшенного крыльями чайки. — Грязные твари… бросили…
Дождь с шипением стучал по его кирасе, украшенной чеканкой кораблей и птиц.
Гарав соскочил наземь. Меч морэдайн — длинный клинок — валялся шагах в пяти. Но получить кинжалом тоже не хотелось, и мальчишка наступил на правую руку морэдайн. Встал на колено и снял с него шлем.
— Тарик?!
— Гарав?!
Несколько секунд мальчишка и молодой мужчина смотрели друг на друга не отрываясь. Потом Тарик дёрнулся… и понял, как он слаб сейчас. На губах морэдайн появилась презрительная улыбка.
— Ну что ж, тебе снова повезло, мой недолгий оруженосец… — сказал он. — Я убил за свою жизнь двоих нимри, двоих проклятых «верных» и пятьдесят шесть ваших, младших прихвостней. Так что мне не стыдно будет уйти…
— А я не считал убитых мной людей, — сказал Гарав тихо. — Их намного меньше, чем у тебя, но мне стыдно за всех них. Даже за холмовиков… Неужели не было у тебя в жизни другой отрады, Тарик сын Нарду, чем считать чужие смерти?