у неё пролегли тени усталости, морщинки собрались, прибавляя возраста и выдавая сотни бессонных ночей, проведённых по долгу службы возле пациентов.
— Для всех Юрий Георгиевич погиб в той аварии. И Леонид также верует в это. — Но как? Почему? А откуда ты это знаешь? Ты ведь и про Платона была в курсе? — я вытянула ноги, растекаясь по стулу. — Потому что, Ильинская, — подруга измученно вздохнула, — мой отец организовал ту аварию. И твоего отца мы успели спасти, а тебя нет. Но мы надеялись, что твой молодой организм справится, и ты несильно пострадаешь. Я же не знала о твоей беременности. Да и чтобы я потом предъявила Липатову, если бы ты осталась жива, и он тебя однажды встретил? — Какая дивная история, — с сарказмом подметила я, — ни в сказке сказать, ни пером описать. — Почему дивная? Обычная, — подруга посмотрела туманно сквозь меня, — и да, я в курсе многого. И, где Плутония твоего искать, знаю. Надо же, старая любовь не ржавеет. — Старая любовь, старая я, — я вспомнила невольно фотографию молодых, красивых и счастливых Алёны и Платона и всплакнула, смеясь, — не стоит его тревожить, наши пути давно разошлись, и я не собираюсь идти против ветра, против судьбы. — Он любит тебя, это видно невооружённым взглядом, — Изольда вытащила что-то из кармана своего серо-голубого халата и протянула мне, — зачем ты его испытываешь и себя?
Чёрно-белая фотография, на которой лучились от счастья двое молодых, влюблённых — я и Платон на скамейке возле мастерской отца, легла тепло на мою ладонь и озарила светом трепетных воспоминаний палату.
— Откуда у тебя она? У меня ни одной фотографии с Платоном не осталось. — я смяла в ладони фотографию и зашмыгала носом. — Впрочем, неважно. Прошлое должно остаться в прошлом. Нам с Плутонием не суждено быть вместе. — Да почему? Что ты заладила одно и то же, не судьба, не суждено? А фотографии с Плутонием подчистую уничтожил Леонид, я одну к себе припрятала, как знала, что пригодится. — взвизгнула Изи, подбежала ко мне и затрясла за плечи. — Ты можешь сбежать сейчас, я тебя прикрою. Посмотри на него, он не в себе, и ему явно с Элиной не до тебя. — Как сбежать? Куда? И, — засомневалась отчего-то я, забрасывая скомканную фотографию в урну, — я что, какая-то преступница? — Нет, ты меня не поняла, — Изольда обошла меня, вытащила из урны фотографию, бережно расправила и подала снова мне, — и хватит разбрасываться тем, что дорого сердцу, не гневи Бога. Серьёзно. Что, если вы с Платоном посланы друг другу небом, и ваша взаимная любовь такая одна на миллион пар.
— А как же венчание с Липатовым? — задала я наболевший вопрос.
— Забудь, плюнь и разотри. Венчание какое-то. — подруга насмешливо закатила глаза и принялась кому-то звонить. — Да, Сивцев, вещи Ильинской живо ко мне в кабинет.
Изольда почти силком вытащила из-под меня стул и указала на дверь.
— Шуруй давай, расселась она, — Изи откровенно заржала и притворила за собой палату, — сейчас кофейку с тобой бахнем и поедешь покорять своего Плутония. А венчание ваше с Леонидом не работает и не работало, моя дорогая. Вы с ним в этом плане согрешили, чувства верующих осквернили своим проступком. Хотя, кому я говорю? Один лежит не в себе, наворотил дел, нагрешил, везде, где можно и нельзя. Вторая без памяти жила, считай, без головы. Нет, ребята, вы однозначно нашли друг друга.
— Так я с кем в итоге нашла друг друга, с Леонидом или с Платоном? — усмехнулась я.
— Юмор прорезается, Марта, — подруга приобняла меня, — юмор — наше спасение об хворей, проблем и невезения. Надо бы нам в кофе коньячку добавить, да?
— Нет, — остановилась я, — и никуда я не уйду, и к Плутонию ни ногой.
— Ильинская, я тебя не спрашиваю и не уговариваю, это врачебное предписание, лекарство, отпускаемое строго по рецепту, под названием «любовь».
— А как же ты? — я хмуро заглянула подруге в глаза, которая и без того пострадала из-за меня.
Изольда блеснула перед моим лицом серебристым колечком с переливающимся камешком на безымянном пальце.
— А меня будет оберегать и спасать, муж, — зарделась она и открыла дверь кабинета с табличкой «Врач-психиатр Гурьянова Изольда Генриховна».
— Гурьянова? Ты же Симонова.
— Ты тоже была Ильинская, — Изольда усадила меня в мягкое, бежевое кожаное кресло к журнальному столику, водрузив на него две чашки с блюдцами, бутылку початого коньяка и коробку шоколадных конфет.
— И кто у нас муж? — поинтересовалась я, с любопытством рассматривая кабинет врача-психиатра Гурьяновой.
— Ооо, секрет фирмы, — подруга интригующе сложила руки на груди, — но Липатову лучше теперь держаться от меня подальше.
Глава 38
Початая бутылка коньяка быстро и незаметно опустела. Я также быстро и незаметно захмелела и осоловела, и чуть не уснула. У меня протяжно ныли заживающие раны на теле, болела от переживаний душа, сердце истосковалось по Платону, голова с противным гулом трещала от бесконечных дум. Мой организм устал и ослаб, что под градусом да после капельниц с седативными препаратами сказалось на мне не лучшим образом. Ощущение приятной пьянящей расслабленности окутало меня, унося в чудесный сон.
У Изольды же, как я поняла, усталость была на грани бешеного энтузиазма и бурлящей бодрости. Ей не сиделось на месте, и она не могла позволить мне тупо напиться и снова забыться. У подруги оказались на нас с Платоном грандиозные планы: свадьба в каком-то замке под Коломной, я не стала своим пьяным разумом вдаваться в подробности, почему именно под Коломной, кукла на капоте бирюзового кабриолета, голуби, взмывающие в небо под овации рыдающих и радеющих за наше семейное счастье гостей. Изольда растолкала меня и откупорила персиковое вино, разливая по изящным бокалам из причудливого керамического графина.
— Генрих Изольдович, — попыталась я связать слова, заплетающимся языком, и захихикала, — я пас! Я кофе перебрала.
— Наоборот, — поправила меня более трезвая подруга и заулыбалась, доставая из маленького холодильника сырную нарезку, — и в кофе был коньяк.
— Да ты что? В кофе был коньяк или в коньяке кофе? — я икнула и прикрыла рот руками, чтобы не распугать своим пьяным хихиканьем коллег Изольды и пациентов.
— Ммм, — подруга пригубила вино, — попробуй, очень терпкое, игристое вино.
— Нет, товарищ врач-психиатр, — я рискнула поднять свою попку с кресла и завалилась со смехом назад, — иначе, я от вас попаду прямиком к наркологу, а не к Платону.
— Да расслабься ты, отдохни в кои-то веки, — Изольда придвинула ко мне прохладный бокал с плескающимся вином.
— Не, — категорически воспротивилась я, — много бухать вредно.
— Ильинская, что за
