никого не держат. Нет. Нас вернули. Во дворе на козлах выпороли. Пятеро взрослых мужиков, трудников, стояли, ржали, говорили: «Ты жирная скотина, тебе не больно, не реви, у тебя жопа толстая…» И пристегнули нас наручниками к батарее вверх, чтоб мы не могли сесть, чтоб только стояли. Так четыре ночи мы были прикованы. Через две недели меня опять выпороли… С такой «реабилитацией» одно желание – выйти и убить кого-нибудь… У меня сейчас желание дома закрыться. Я панически боюсь, что меня эти люди схватят и будут надо мной издеваться за то, что я сейчас говорю. Боюсь, потому что там с утра слышишь: «Скотина, животное». Шаг вправо, шаг влево – приседания 150 раз. На любые вопросы – отборный мат. И за эту, извините, «реабилитацию» мой папа в монастырь отдал «зилок» кирпича».
Картинка снова вернулась к корреспонденту у ворот монастыря. На его лице явно читалось праведное возмущение:
«Получается, что деятельность фонда – это своеобразный бизнес на людском горе. – Ведущий сделал драматическую паузу, глядя с экрана прямо в глаза зрителям. И закончил: – Итог такой: отец Роман с его братвой из РПЦ пытаются подменить собой государство в ряде важных моментов. Но криминал, даже одетый в рясу, по определению не может навести какой-либо серьезный порядок в масштабах государства. В этом смысле отец Роман с его так называемым центром – это тоже продукт системы распада и разложения. Никакой особой симпатии и авторитета у приличных людей они вызывать не должны. С моей точки зрения в нормальном и здоровом обществе эти люди обязаны быть плотно изолированы или уничтожены, как те же наркоманы, которых они якобы так не любят».
Сюжет закончился, в приемной повисла долгая неловкая пауза. Мужчины избегали смотреть в глаза друг другу, так как осадок от услышанного остался самый удручающий. Всех троих как будто полили грязью, при том, что ни журналиста, ни майора в нем даже не упоминали. Ситуация была как раз из той серии, когда «херню творят они, а стыдно нам».
– Я… – начал было отец Роман, но Иван его тут же перебил:
– Святой отец, я сразу… Извините, это же не мой канал, это мэрский корреспондент… Сковородькина заказуха! Джинса! Черный пиар!
Журналист заходил из угла в угол, вытащил из кармана пачку сигарет, ругнулся и сунул назад.
– Я был к этому готов, – сказал между тем священник. – Даже удивлен, что это случилось так поздно. Иван, вам незачем извиняться, я все прекрасно понимаю. Лукавый силен, да. Но мы-то сильнее. Будем спасть людей. Будем лечить. Будем очищать город. Отступать – это не для нас. Некуда отступать. Пусть пишут, пусть снимают. Я-то знаю, не все такие. Хороших людей гораздо больше. Просто плохие сильнее на вид лезут.
Видно было, что хоть монах и храбрится, но увиденное и услышанное его сильно поразило: желваки на лице ходили ходуном, щеки заметно порозовели.
– Иван, это точно Сковородькина заказуха? – спросил Соколов.
– По всему так выходит. Он же с Багировым-то вась-вась. Но не знал я, что так далеко они пой дут.
– Ничего. – Губы майора исказила кривая ухмылка, рука сама собой потянулась к шрамам. – Как пойдут, так и сядут. Я все-таки этой гидре хребет сломаю.
– Надо просто дело делать. А там, глядишь, все меняться начнет.
Настоятель сделал несколько глубоких вдохов. Краснота с его лица почти сразу сошла, стало видно, что он постепенно приходит в равновесие.
Святослав подошел к монаху и заглянул ему в лицо. Взгляд его был очень настойчивым:
– Отец Роман, я все понимаю прекрасно. И понимаю, что это монтаж. Но не все так думают! И я буду вас защищать как могу, но, прошу вас, будьте осторожнее. Хорошо?
– Хорошо.
Великан кивнул и бросил быстрый взгляд на телевизор, словно ожидая там увидеть очередную пакость. Благо сейчас ничего особенного там не показывали, но ждать осталось не долго – это все трое прекрасно понимали. Осиное гнездо зашевелилось, сегодняшний репортаж был лишь первой ласточкой.
Глава 38
Святослав сидел в своем кабинете и листал папку с «делом». Она уже успела стать очень пухлой, а по меркам такого маленького провинциального города, как Медвежий, просто гигантской. Майор, переворачивая очередную страницу, иногда останавливался на разных документах, изучал, сверял, а потом тяжело вздыхал и листал дальше. Информации было очень много – просто море. Разобраться в этом необъятном потоке, казалось, было совершенно невозможно.
А еще эта фотография, которую показал журналист… Изображенный на ней человек вызывал у замначальника УВД сильное беспокойство. Можно было даже сказать, что это фото выбило Святослава из колеи. Именно поэтому он сейчас сидел у себя в кабинете и копался в материалах расследования. Если где-то существовала зацепка, ее кровь из носа нужно было найти.
«А ведь Иван прав, – думал майор, переворачивая очередную страницу и пробегая по ней цепким взглядом. – Он и правда выше всех чуть ли не на голову. Настоящий великан. Исполин».
Раздался громкий стук – кто-то стучал в дверь кабинета. Соколов вздрогнул, закрыл папку и выпрямился:
– Войдите.
Скрипнули петли – и помещение в очередной раз будто съежилось, заполнившись от пола до потолка. Отец Роман, казалось, подслушал мысли милиционера и решил явиться пред его очи самолично.
– Мир вам, товарищ майор.
– И вам, отец Роман, и вам. – Соколов встал и сделал приглашающий жест, указывая на стул.
Священник кивнул, уселся и достал толстую пачку листов, сшитых между собой:
– Я с отчетом о вашем поручении.
– Удалось что-то узнать?
Святослав снова опустился на стул и внимательно глянул сначала на пачку бумаг, а затем на посетителя. Гигант кашлянул, собираясь с мыслями, повел плечами, от чего ряса только больше натянулась на спине, огладил бороду. По всему было видно, что монах обеспокоен, так что замначальника УВД его не торопил. Одна лишняя минута погоды не сделает, а от спокойного собеседника толку куда больше, чем от того, у кого мысли одна другую перегоняет.
– Значит, так, – начал отец Роман. – Опросил я трудников наших, как вы велели. И выяснилось, что и правда был среди них человек один, о котором многие отозвались как о «странном».
– Что за человек?
– Звали его Вадим, а фамилия – Нелюбимов.
Соколов собрался было записать имя «странного» человека, но здоровенная рука протянулась через стол и мягким движением его остановила.
– Не спешите, Святослав. Я все записал и вам передам, только вот… Мы ж у тех, кто в монастырь трудниками приходит, документов не спрашиваем – кто как назвался, так и ладно. Вы, конечно, Нелюбимого этого
