смотрели на него так, словно он действительно был рождественским чудом. Сработала моя сигнализация о потенциальном отце ребенка.
– Ого, сигнализация об отце ребенка? Что случилось?
Я вздыхаю.
– Это было похоже на ощущение дежавю. Как будто я была там раньше и могла видеть, как Коннор поднимает наших собственных детей в воздух, общаясь с ними, как самый идеальный отец. Как будто он расцветет в отцовстве или что-то в этом роде.
– Слушай меня!
– Он изменился, когда был рядом с этими детьми, Лив. Как будто он впитал в себя всю их тревогу, весь их страх и боль из-за пребывания в больнице и сделал все лучше. Когда он был окружен этими маленькими ангелочками, он не был грубым, соблюдающим правила, спасающим землю Коннором. Он был… счастлив. По-настоящему счастлив быть там. И он предложил приходить сюда раз в неделю до Рождества.
– Ух ты! Итак, главный вопрос: верит ли он? Потому что это звучит так, словно ты сама стала свидетелем рождественского чуда!
Позади Ливви люди снуют мимо, волоча сумки, она находится в оживленном баре аэропорта.
– В том-то и дело. Он весь сиял улыбками, а потом отказался от обещания составить компанию в приеме целебного гоголь-моголя и сразу вернулся к работе! И он напомнил, чтобы я избавилась от пряничного домика! Как будто щелкнул выключателем, и хмурый Коннор вернулся, – говорю я. – Я думала, что этот опыт изменил его, и он смог своими глазами увидеть, почему вера больше относится к магии сезона, чем ко всему тому потребительству, на котором он так зациклен, но нет, он все еще явно не верит.
– Может быть, ему пришлось все это переварить. Это большое дело – давать обещания больным детям, как он сделал. Похоже, это действительно повлияло на него.
Я обдумываю ее слова.
– Возможно, ты права, Лив. Та последняя маленькая девочка… Она была такой больной, такой хрупкой и смотрела на него так, словно он был Богом. Это было самое прекрасное, что я когда-либо видела.
– Такого рода вещи действительно задевают за живое, независимо от того, верит он или нет. И я думаю, тебе нужно попробовать еще раз, попробовать другой сценарий, чтобы заставить его поверить. Вмешательства никогда не бывают легкими – вот почему они так важны.
– Верно. Мне нужно будет придумать, что попробовать дальше. Позволь мне поддержать тебя здесь. – Я прислоняю телефон к полке в спальне, о которую ударяюсь головой каждое чертово утро, когда вскакиваю с постели, забывая, что живу в доме размером с коробку. – Итак, тебе нравится этот пуховик или вот этот? – говорю я, размахивая обоими, чтобы она могла видеть.
– Они совершенно одинаковые!
Я качаю головой.
– Может быть, дело в плохом освещении, но они совсем не одинаковые. Один из них угольно-черный, а другой иссиня-черный. Мой вопрос таков: смывает ли угольно-черный цвет с моего лица?
Ее глаза сужаются.
– Что, почему тебя это так сильно волнует?
Мой рот открывается, чтобы возразить, но слова не идут с языка.
– Что ты имеешь в виду? Разве я не могу попросить у своей самой лучшей подруги совета по моде и уходу за кожей, как я делаю уже по меньшей мере два десятилетия?
Она наклоняет голову и бросает на меня один из тех взглядов, которые видят меня насквозь.
– Почему ты, Флора Вествуд, вдруг больше всего на свете стала заботиться о своем цвете лица?
– Это не из-за Коннора, если ты на это намекаешь!
– О, да?
– Да!
– Ты безнадежная лгунья, но что еще хуже, я думаю, ты лжешь самой себе. Но я думаю, что все это является частью плана фильма Hallmark. Героиня не может видеть того, что находится у нее перед глазами, потому что она настолько зациклена на различиях между ней и героем, что забывает, что именно их различия делают их такими особенными вместе.
Я дважды моргаю. Может ли это быть правдой? Почему-то я в этом сомневаюсь. Коннор определенно не является героем Hallmark. Он слишком хмур, слишком организован, и у него слишком много татуировок.
– Дело совсем не в этом! Это потому, что здешние морозы сушат мою кожу, и хотя раньше я никогда не заботилась о своей коже, с тех пор я поняла, что, когда человеку приближается тридцать, он должен заботиться о таких вещах. Если я смогу отсрочить превращение моей кожи в кожуру трехнедельного яблока, оставленного на солнце, мне придется.
– Третье лицо, да?
– А?
– О, прекрати и признай, что этот чертов парень тебе нравится. Что твои яичники перенапряглись, когда ты увидела, каким потрясающим он был со всеми этими детьми – ты сама так сказала. Если это не знак, то я не знаю, что это такое. Твое сердце узнаёт его; теперь тебе нужно напрячь голову, чтобы наверстать упущенное.
– Мои яичники? Могут ли яичники перенапрячься? Разве это важно! – Я выдыхаю воздух. – Ты вообще меня слушаешь?
Она закатывает глаза.
– Нет, я читаю между строк, потому что ты полна этого. Я думала, ты следуешь плану, а на плане черными чернилами жирно написано имя Коннора!
– Да, я следую плану и живу мечтой, но меня отвлекла операция «Заставь его поверить». Это две разные сюжетные линии, в двух разных историях! Честно говоря, у Коннора слишком много заморочек для меня.
– Это та часть, где история превращения врагов в любовников складывается воедино, и они начинают влюбляться друг в друга, но не хотят признаваться в своих чувствах. На самом деле, вероятно, именно поэтому он сегодня сбежал из больницы – вы, ребята, пережили момент, изменивший вашу жизнь, и это напугало вас обоих! Прямо сейчас по Финляндии витают какие-то сильные чувства.
Я хохочу.
– На самом деле я понимаю, о чем ты говоришь, но это не так. Этот парень такой морозный, что мог бы стать снеговиком. Серьезно, все, чего ему не хватает, – это морковки вместо носа.
Ливви качает головой.
– Ну ты можешь его разогреть!
– Однако я задала тебе вопрос. Какую же все-таки выбрать куртку? – Я пытаюсь отвлечь ее, поскольку на мгновение испытываю головокружение. Что именно я чувствую к Коннору? Сможет ли он быть моим вечным счастьем, или я хватаюсь за соломинку в надежде найти любовь? Трудно сказать, поскольку Коннор – такая закрытая книга. Никто не хочет быть откровенным и затем отвергнутым. Я была в такой ситуации слишком много раз и уверена, что он даже не знает, что у Санты есть северные олени, не говоря уже о всех девяти их именах. И это нарушает условия сделки, верно?
– Иссиня-черный цвет подчеркивает лазурь в твоих
